— Ваша комиссия явно зашла в тупик, — сказал я Жмуркину. — А ну–ка, уберите свой протокол. Что вы их бумажками пугаете?
Когда мы вошли в горницу, летчики вторично вытянулись и звонко щелкнули каблуками. «Ага, значит, все же понимают, что мы начальство…»
— Дайте мне с этим, который воевал в Румынии, потолковать! — сказал я старшему лейтенанту Колеснику, бывшему бессарабцу, хорошо владеющему румынским языком. — Ты имел, кажется, какое–то касательство к авиации?
— Так точно, учился в румынской королевской авиашколе.
И мы открыли за дощатой перегородкой «румынский филиал». Зазвучала музыкальная румынская речь.
— А ну, дай ему стакан нашего первача, партизанского…
Первач возымел свое действие. Через некоторое время пленный стал даже напевать:
Фрунзе верди ди овес,
Унде–й друмул ла Одесс?[10]
— Ну вот, это уже другое дело.
Три оставшихся в горнице летчика встревоженно переглянулись.
Я опять моргнул Жмуркину, чтобы убрал со стола бумаги. Но тот понял мой кивок по–своему, и неизвестно откуда на столе появилась бутылка с ликером.
Что ж, можно и с этими попробовать испытанное уже средство. Пригласил пленных сесть за стол.
Они присели. Выпили. И без всякого нажима стали, по выражению наших особистов, «раскалываться».
Один только командир корабля, раньше всех почему–то захмелевший, упорно доказывал нам, что он не имеет права говорить ни слова о секретном оружии, которым фюрер спасет Германию.
— Ну и не надо нам его секретного оружия, — резюмировал я. — Пусть назовет соединение, к которому принадлежал подбитый нами самолет. И заодно посоветуйте ему олиться своему фашистскому богу, что жив еще.
— Это другое дело, — с готовностью согласился командир корабля и стал докладывать: — Самолет «Ю–52» номер 809869–М–9–1 входил в состав первого соединения военно–транспортной авиации. Штаб — Германия, город Целла. Авиагруппа этого соединения, под командованием майора Шмидта, базируется на аэродроме Бяла Подляска в двадцати километрах западнее Бреста. В состав группы входят четыре эскадрильи «Ю–52» по двенадцати самолетов каждая и шестимоторные «Ме–323» в количестве до двадцати пяти машин.
Так вот что значат эти огромные воздушные шмели с целой тележкой под пузом!
И вдруг летчик, как говорят, «осекся». Он с тревогой взглянул на майора Стрельчукова, который стал делать в блокноте какие–то записи.
— Я ведь ни слова не сказал вам о секретном оружии? — встревожился командир со сбитого корабля.
Опять это секретное оружие? Вот не дает оно ему покоя! И я сказал Вальтеру и Кляйну:
— Успокойте его. Сообщите, что мы можем даже выдать ему справку о том, что он не проболтался… об этом секретном оружии.
А за перегородкой, уже совершенно явственно, не считаясь со своим новым положением, «клиент». Колесника снова затянул песню. Ту самую, которую орали румыны и немцы, наступая на осажденную Одессу:
Унде–й друмул ла Одесс?..
— Ишь как развезло его! — усмехнулся Войцехович. — А ну, спой ему что–нибудь из наших партизанских…
— Не поймет, — ответил Колесник. — Я ему по–румынски ответ сейчас составлю. Только на наш, партизанский лад:
Фрунзе верди де пелин,
Унде–й друмул ла Берлин?..[11]
После небольшой паузы за перегородкой послышалось всхлипывание.
— Что, не нравится? — спросил Колесник своего «клиента» уже по–русски.
Они вышли из–за перегородки.
— Немец, а похож на цыгана, — разглядывая пьяные слезы на лице летнаба, сказал Солдатенко.
— Тироль? — наугад спросил я.
— О я! О я! — забормотал, стирая с лица слезы, летнаб.
Дальше уже не представляло большого труда выяснить, что аэродром, с которого они летали, расположен на южной окраине Бялы Подляской, что охраняется он установками счетверенных зенитных пулеметов, что авиагруппа майора Шмидта ежедневно совершает рейсы в направлениях: Тернополь, Минск, Бобруйск, Львов, Одесса, Рига. Грузы, которые доставляются ими в указанные пункты, — это, главным образом, боеприпасы, запчасти к пулеметам, авиамоторы, а при обратных рейсах — раненые и офицеры–отпускники.
— Надо занести все эти трассы на карту, — шепнул Войцехович. — При составлении маршрутов будем располагать наши стоянки на трассах. Нащелкаем таких вот еще, пока низко летают.
И на столе появилась карта. Пленные сразу прикусили языки.
Я мигнул Колеснику:
— Отвлекай!
— О, донна Клара–а–а!.. — заорал тот во всю глотку. Летчики сначала даже вздрогнули, но сразу заулыбались и подтянули: