— Хорошо, Кросс, вытягивай их.
— Извините?
— Твои руки, Кросс. Всемогущий Господь Бог! Я как будто разговариваю с марионеткой, а не с человеком! Подними руки. Вытяни их так, чтобы я смогла защелкнуть наручники.
— Зачем?
Я знала, что это было ошибкой, еще до того как это сорвалось с моих губ. Некоторые вещи, как сход поезда с рельс, не остановить. И кажется сегодня, одна из таких вещей вырвалась из моего рта.
Глаза офицера Слоун сузились, ее черные глаза напомнили мне кружку темного кофе и нелепо заставили меня скучать по маленькой закусочной, где я проводила свое ранее утро, обслуживая усталых работников. Ее лицо приняло скорбный и недовольный вид, и ее рука сместилась на палку, которую она всегда носила на поясе, прямо туда, где ее легче было схватить. Это была ее стойка аля «надрать задницу». Это было ее название, не мое. Так она держала нас в строю, чтобы мы не слишком старались быть теми женщинами, которыми были по ту сторону решетки. Все офицеры носили палки, но их любовь к ним различалась так же сильно, как и их характеры.
Некоторые из офицеров действительно казались милыми людьми, которые хотели изменить судебную систему. Однако, другие, следуя примеру Слоун, казалось, получали удовольствие от причиняемой боли. Она была быстра как в использовании палки, так и в использовании электрошокера, всегда находя разумные предлоги для начальства, почему такие меры не излишние. То, как она смотрела на меня сейчас, показывало, что ее терпению почти пришел конец. Смущало то, что из этой ситуации нет выхода, лучше мне было бы поумнеть, иначе я испытаю уйму боли в кратчайшее время. Слоун наклонилась ближе к моей клетке, так близко, что я могла чувствовать запах яичницы, которая была у нее на завтрак.
— Слушай, Кросс, и слушай хорошо. Ты либо вытягиваешь руки через решетку, чтобы я смогла надеть наручники, как мне было приказано, или я делаю звонок. И знаешь, какой звонок я собираюсь сделать?
— Нет, — прошептала я, чувствуя, как перехватило дыхание от страха и от непролитых слез.
Я старалась не сводить глаз с комбинезона, притворяясь, что вместо тюремной одежды на мне пижама или что-то в этом роде.
Однако она меня не отпустила. Какой-то блеск в ее глазах заставил встретиться с ней взглядом и то, что я увидела в нем, была ненависть. Не только ко мне, по крайней мере, я так не считаю, но ненависть к каждой из нас. Офицер Слоун ненавидела каждую свободную женщину в тюрьме. И от этого никуда не денешься.
— Я могу прийти к неутешительным выводам, что ты сопротивляешься офицеру, это требует применение новых мер воздействия. Ты это хочешь? Ты действительно хочешь закончить это так?
Я подавила дрожь, пронзившую мое тело.
— Нет.
— Что же это было? Я тебя не слышу.
— Я сказала, нет!
Время поезду сойти с рельс. Я сделал это еще раз.
Ну, благодарить не за что.
В тюремном блоке стихло.
Если я что-то и узнала, так это то, что люди быстро создавали свою репутацию в тюрьме. Как бы там ни было, люди получали представление о вас, как только вы попадали в блок, и с этого момента вы были этим представлением. Моим прозвищем практически сразу стало Мышонок. Хотя иногда я задавалась вопросом, бывает ли мышь с таким длинным языком. Я может быть несмелая, но мой языковой фильтр периодически давал сбои.
Я была тихой и всегда держала все в себе, это и напомнило женщинам вокруг меня робкую мелкую мышь. Сначала это меня беспокоило, но через некоторое время, я осознала, что никто не обращал на меня внимание. Когда ты в тюрьме, быть невидимкой неплохо.
Вот только мои выкрики определенно привлекли внимание женщин вокруг меня. Я услышала мимолетные вздохи удивления, сопровождаемые свистом и смехом.
Лицо офицера Слоун покраснело, ее глаза выпучились, и весь ее вид показывал, что она готова взорваться. Я бы хотела успеть захлопнуть себе рот руками и вернуть все то, что я только что сказала, но обратного пути не было. К слову добавить, если бы я держала руки у рта, я бы не вытянула руки сквозь решетки, как меня попросила Слоун, а я была уверена, что это наихудшая идея в этот момент.
Я вытянута руки сквозь решётки, напрягаясь от чувства холода, когда стальные наручники застегнулись на моих запястьях.
— Пытаемся самоутвердиться, не так ли? Ну, вперёд, Кросс. Давай попробуем, выйдет ли из этого что-нибудь? У нас с тобой впереди длинная прогулка к залу посещений. На прогулке может случиться все, что угодно. Чтобы ты на это сказала?