— Шелли! Шелли, славу Богу. Я так рада тебя видеть! Я сойду здесь с ума!
— Прекрати, Бекка. Просто остановись на этом.
Прошел то ли месяц, то ли два, после которых казалось, что я проведу в тюрьме вечность. Трудно вспомнить, сколько времени прошло взаперти. Все здесь было таким похожим, что время не имело значение. Моя старшая сестра Шейла, Шелли для всех кто ее знал, пришла проведать меня в маленькую комнату полную окон и грязных липких телефонов. Я была в таком восторге увидеть ее, плюхаясь в кресло, что сперва не заметила, насколько она бледна. Я не заметила, как пылают ее глаза, не от любви и волнения за сестру, а из-за ненависти. Звук ее голоса заставил меня это сделать. Он выбил меня из нирваны и вынудил увидеть, что в действительности было передо мной. Это была сестра, которая со стопроцентной уверенностью ненавидела меня.
— Шелли?
— Я хочу, чтобы ты выслушала меня, Ребекка. Слушай меня очень внимательно, я должна знать, что ты все поняла. До тебя дошло?
Я кивнула, не позволяя себе что-либо говорить. Она назвала меня Ребеккой. Она была старше меня на четыре года и была первой, кто начал называть меня Беккой. Началось все с того, что она не могла произнести букву «р» в моем имени, затем это охватило родителей и в конечном итоге друзей. Слышать, как она называет меня Ребеккой, было подобно тому, как если бы она подошла и разбила стакан о мою голову. Это был наиболее эффективный способ дать мне понять, что отношения, которые у нас были в течение двадцати шести лет, закончились. Я не могла признаться в этом самой себе, я даже не смогла бы смириться с этим, но я знала это, еще до того, как она пришла это сказать.
— Отлично. Тебе не нужно говорить, что все хорошо. Мне все равно. Я даже не хочу слышать, что ты хочешь сказать. Полагаю, я уже достаточно наслушалась. Ты так не считаешь?
Я знала, это риторический вопрос, и к счастью, мне хватило ума держать язык за зубами. Это было так странно смотреть на нее через это стекло. Она выглядела в точности как я, может чуть старше. У нее были те же маленькие кукольные черты лица, те же черные кудряшки и большие голубые глаза. Такое ощущение, будто я смотрю в зеркало и вижу, что мое отражение злится на меня, а я даже не понимаю почему.
— Я не знаю, почему ты…
— Почему я, что? Это то, что ты хочешь спросить? Потому что, если это так, то ты, должно быть, издеваешься надо мной. Я была на твоем суде, Ребекка. Я все слышала. Даже не пытайся отрицать этого. Ты УБИЛА человека. Ты убила человека и теперь сидишь здесь. Нашу семью смешали с грязью. Ты хочешь сочувствия? Ты разорвала нашу семью на части. Ты уничтожила нас, и насколько я могу судить, тебе, черт побери, плевать.
Что я должна была ей сказать? Спросить ее, слышала ли она ту часть слушанья в суде, где в действительности говорила я? Где я пыталась защитить себя. Мой адвокат был ужасен, так что все, что у меня было, это мои слова, но они не на что не повлияли. По крайней мере, на мою семью. Шелли не ошиблась. Я убила человека. Но как минимум, он был больше монстром, чем мужчиной, и этот факт я старалась раскрыть при даче показаний. Он заставил меня полюбить его, а затем мучал. Он причинял мне боль, так же сильно, как физически, так и психологически, угрожая убить меня тысячи раз. Это продолжалось четыре года, затем он окончательно подтолкнул меня к краю, откуда не было возврата. А самое худшее, что я вовсе не хотела его убивать. Я даже не помню, как сделала это. Все говорили об этом, и для меня это стало правдой. Когда я взглянула в глаза своей сестры, некоторые признаки этих фактов были тем, что я искала. И что же я увидела? Пустоту. Я не увидела ничего, напоминающее сострадание.
— Нет, — сказала она больше для себя, чем для меня, — я не собираюсь этого делать. Я не позволю сделать это со мной. Ты достаточно разрушила. Я не позволю погубить и меня.
— Прости.