Что ж, это был 1941 год. Противник нажимал, а мы учились воевать. И рядовые, и генералы.
Я торопился с нанесением обстановки на рубеже обороны Южной оперативной группы: время поджимало. Закончив работу, попросил генерала Тихомирова подписать карту. Он пробежал глазами по нанесенной обстановке, покачал головой и, не говоря ни слова, размашисто расписался. Потом спросил:
- Вам все ясно?
- Так точно, мне все ясно, товарищ генерал. И мы распрощались.
- Летим? - спросил меня капитан Вьюгов, когда я оказался у самолета. В ответ я кивнул головой. Шум боя доносился все отчетливее. Летчик ждал. Я подтвердил словами:
- Летим. Посадка в Лодейном Поле.
Погода благоприятствовала. Светило солнце, и небо голубое-голубое, совсем не военное. Вдруг я заметил виражи самолетов на большой высоте. В карусели участвовало не менее восьми машин.
- Что там? - спросил летчика. Он пригляделся.
- Кажется, воздушный бой истребителей. Вижу три наших.
Всмотрелся и я и вскоре заметил красные звезды на некоторых ястребках. Из-за шума мотора нашего самолета стрельбы не было слышно. И вдруг необычное кувыркание одного самолета. Вот уже машина пошла к земле. За ней шлейф дыма.
- Падает с крестом! - как можно громче крикнул летчику.
Капитан Вьюгов и сам наблюдал эту картину. Глаза его светились радостью. Он энергично поворачивал голову то в одну, то в другую сторону.
Неожиданно выше нас с воем пронесся краснозвездный И16. За ним гнался истребитель противника. Наш ястребок увернулся от преследования. Подумалось: не так страшен черт, как его малюют. И с вражескими "мессерами" можно вести борьбу. Конечно, уметь надо.
- Кажется, заметили нас! - крикнул мне капитан Вьюгов.
Слева сзади нас догонял истребитель противника. Вдруг он начал делать разворот. Уж не для атаки ли? Ведь наш безоружный тихоход У2 не мог даже защитить себя. О том, чтобы уйти, не могло быть и речи. Надо быстрее садиться. Но где? Кругом лес, болота. Есть неподалеку озеро с заросшими берегами. В моем мозгу проносились с невероятной быстротой варианты спасения, но ни один из них не подходил. Тем временем наш самолет по воле Вьюгова резко пошел вниз. Впереди по курсу показалась деревня.
- Неужели он отважится сесть на деревенской улице? - мелькнула у меня догадка. Не успел я оценить маневр летчика, как он положил машину в левый крутой вираж. Прямо перед нами оказались кресты куполов церкви. А самолет противника уже настигал нас. Вот-вот он даст по нас очередь.
Когда наш У2 начал огибать купола церкви, мимо прошла трасса светящихся пуль. Самолет противника взмыл вверх, чуть не зацепив колокольню.
Капитан Вьюгов, не меняя положения машины, делал очередной виток вокруг церкви. Наверно, это был единственно целесообразный маневр и единственно верный выход из создавшегося положения. Пехотинец по сути, я совершенно не знал возможностей нашего труженика-тихохода У2.
Самолет противника не хотел терять легкую добычу и еще раз погнался за нами. Светящаяся трасса пуль пришлась по кирпичной кладке колокольни. И на этот раз мы уклонились от поражения.
Советские истребители, видимо, заметили наш У2 и его невероятные карусели вокруг церкви. Один из них ринулся сверху вниз и в момент очередной атаки "мессершмитта" напал на него. Завязался воздушный бой. Истребитель противника начал уходить. Наш стал его преследовать. На низкой высоте они скоро растворились в дымке.
Оглядевшись, капитан Вьюгов выровнял свой самолет и направил его вдоль дороги на юг. Только теперь я почувствовал, что гимнастерка прилипла к спине.
- Мы родились в рубашке! - крикнул летчик. - Продолжаем идти заданным курсом.
Я закивал ему головой, еще отчетливо не соображая, как мы выпутались из пикового состояния.
Спустя 20 минут мы уже кружили южнее Лодейного Поля, выбирая место для посадки. Сели на широкую гравийно-песчаную дорогу. Вдоль Свири тянулся дым от горевших зданий в Лодейном Поле.
Через коменданта железнодорожной станции я отыскал подполковника Казанцева. Седой, с маленькими усиками, высокий и плотный, он выслушал об обстановке в Южной оперативной группе. Видимо, подполковник плохо слышал, потому что, когда я с ним разговаривал, он поворачивал правое ухо ко мне. Изредка он вставлял реплики, вроде: . - Бой с фронта уже слышен недалеко от Свири.
Что он этим хотел подчеркнуть, по сей день для меня остается загадкой. Наверно, так, эмоции, хотя этого слова мы тогда и не произносили.
На свою карту я нанес положение маршевых батальонов. Отметил выгрузку 314-й дивизии и занятие ею рубежа обороны по реке Свирь. Но некоторые ее части еще находились в пути. Поинтересовался у коменданта причинами задержки.
- Все зависит от Волхова, - ответил он. - А там бомбежки. Противник поправки в график вносит. - И он горько усмехнулся.
От подполковника Казанцева я узнал - ему сообщили с командного пункта Южной оперативной группы, - что в середине дня 5 сентября южнее Олонца погиб военный комиссар группы бригадный комиссар А. Н. Кузин, Герой Советского Союза. Вместо него назначен секретарь Олонецкого райкома партии К. П. Петров.
Выполнив поручения в Лодейном Поле, я пошел к самолету.
Возвратившись в штаб армии, поспешил к начальнику оперативного отдела. Но его на месте не оказалось - находился в районе боев северо-западнее Сямозера. Поэтому пошел на командный пункт к начальнику штаба генерал-майору Крутикову. У него встретил капитана Хохлина, который докладывал о состоянии связи с Южной оперативной группой. Было приятно узнать, что с 15 часов установлена радио и проводная связь с хозяйством генерала Цветаева.
Как только генерал Крутиков освободился, он принял меня. Внимательно выслушал доклад и рассмотрел привезенную мной карту. В это время к начальнику штаба зашел командующий армией генерал-лейтенант Ф. Д. Гореленко.
- Как себя чувствуют генерал Цветаев и штаб? - поинтересовался он.
Я доложил ему о последних распоряжениях генерала Цветаева, о появлении танков противника и выезде командующего оперативной группой в 3ю дивизию, на участок их прорыва.
- А по реке Свирь организованно проходит занятие обороны маршевыми батальонами и прибывшими силами из состава триста четырнадцатой дивизии? спросил командующий.