Он, как обычно, бывал немногословен и не поддавался на провокацию. Но мы всегда с надеждой ждали, не добавит ли Осипов еще чего-нибудь, и принимались обсуждать то, что было уже известно и, как нам казалось, служило верным признаком приближавшихся крупных событий.
События приближались, и действительно крупные. Ставка Верховного Главнокомандования, оценив сложившуюся обстановку на северном участке советско-германского фронта, пришла к выводу о необходимости нанесения двух мощных последовательных ударов войсками правого крыла Ленинградского фронта при содействии Балтийского флота и левого крыла Карельского фронта при поддержке Онежской и Ладожской военных флотилий с целью разгрома основных сил финской армии на Карельском перешейке и в Южной Карелии. Ставилась задача освободить от врага территорию Карело-Финской республики, северную часть Ленинградской области, восстановить государственную границу с Финляндией и таким образом вывести ее
из войны на стороне гитлеровской Германии. Подготовка к наступлению в районе Мурманска временно откладывалась.
В середине апреля 1944 года на станцию Оять (левый фланг нашей армии) прибыл командующий Карельским фронтом генерал армии К. А. Мерецков с оперативной группой. Командарма пригласили к нему на совещание.
- Ну что же, Алексей Николаевич, - приветливо встретил командарма генерал армии К. А. Мерецков, - давайте еще раз изучим боевой состав вашей армии.
Я был свидетелем этой встречи в служебном вагоне командующего войсками фронта, так как сопровождал с боевыми документами генерал-лейтенанта А. Н Крутикова.
Позднее генерал армии К. А. Мерецков еще раз приезжал в нашу армию Он проводил рекогносцировку местности с южного берега Свири в районе Лодейного Поля.
Когда-то это селение сыграло особую роль в российской истории. Здесь в 1703 году на Олонецкой верфи был спущен на воду первенец Балтийского флота фрегат "Штандарт". За многие десятилетия, прошедшие с той поры, небольшое селение стало городом, который теперь лежал в развалинах. По бывшим его улицам змеились траншеи полного профиля. На местах домов под грудами камня и битого кирпича размещались наблюдательные пункты и узлы связи, укрытия для личного состава. Чем-то теперь Лодейное Поле войдет в историю?..
С южного берега просматривалась финская оборона: почти к самой воде подходили окопы, соединенные ходами сообщения; передний край обороны прикрывался колючей проволокой на рогатках. Противник вел себя относительно спокойно. Лишь над головами с шуршанием пролетали снаряды. Артиллерия той и другой сторон вела так называемый беспокоящий огонь.
После рекогносцировки в штабе фронта вызревало решение. Оно сводилось к тому, чтобы основной удар по противнику нанести вдоль восточного берега Ладоги, в направлении на Олонец, Салми, Питкяранту, Сортавалу. Определялось направление тремя моментами: тактическим - взаимодействие с Ладожской военной флотилией повышало возможности армии, оперативным - в результате совместного с моряками удара было реальным окружение финских войск, действовавших севернее Онежского озера, и политическим - это был кратчайший путь к границе Финляндии. Выход же наших частей на государственную границу существенно влиял на позицию Финляндии относительно продолжения ею войны с Советским Союзом.
Все эти события, повторяю, происходили позднее.
Неожиданное и радостное известие
Кончался апрель - второй месяц весны. Но деревья стояли еще голые и ждали второй половины мая. Только перед самым летом здесь проклевываются первые листочки. На дорогах месиво из воды и снега. Вокруг нашей землянки громадные лужи. И все же пахло весной.
У нас шла обычная работа, когда появился полковник Кутняков.
- Готово боевое донесение в штаб фронта? - первым делом спросил он.
Донесение было готово. Но мы с Хохлиным хотели еще раз сверить по рабочей карте положение войск армии: шла перегруппировка сил и средств, части находились в движении.
- Нам нужно еще пять - семь минут, - ответил я.
- Согласен. После этого вы, майор, и доложите документ командующему. Генерал собирается в район Лодейного Поля и приказал направить вас к нему. Поторопитесь. - И полковник Кутняков вышел.
Мне не раз доводилось ездить с командующим. Честно говоря, приходилось нелегко. Алексей Николаевич был на редкость выносливым человеком, и потому всем, кто оказывался с ним, просто некогда было думать об усталости. Но физические и эмоциональные перегрузки искупались для меня результатами общения с командармом. Каждая поездка с ним обогащала новыми знаниями, военным и житейским опытом.
Проверив все данные, я понес донесение начальнику штаба генерал-майору В. П. Орлеанскому - требовалась его подпись на документе. Затем поспешил к командующему. Генерал-лейтенант Крутиков внимательно ознакомился с боевым донесением, подписал его и зашагал по комнате. Остановился напротив меня и заговорил. Но не о поездке.
- Если мне память не изменяет, вы просились на самостоятельную работу в войска. Не изменилось желание?
У командарма была отличная память. Да, я просил его об этом во время поездки по частям, когда вручались боевые знамена.
- Вы, товарищ Бунаков, кажется, окончили Минское военное училище? уточнил командарм. - Кто там был начальником?
- Так точно, - отвечаю. - А возглавлял училище комбриг Алехин, герой гражданской войны. Три ордена Красного Знамени... Военным комиссаром училища был Андрей Иванович Темкин.
- Знал их по мирному времени, - задумался командарм. - Отличные наставники... А потом вы где служили?
- Потом служил в шестьдесят пятой стрелковой дивизии в Забайкалье.
- Хорошая дивизия. Под Тихвином в сорок первом году отличилась. Генерал армии Мерецков говорил, что во главе ее толковый командир..
- Полковник Кошевой! - вырвалось у меня. - Петр Кириллович. Он в Военную академию меня направлял.
- Так, так, - размышлял Алексей Николаевич. - Ну а службой в нашей армии довольны?
- Доволен, - отвечаю. - Служба в оперативном отделе очень многое дала мне. Где бы еще мог пройти такой курс теории и практики? И потом, находясь в штабе армии, многое начинаешь видеть и лучше, и дальше.
- Это верно, - согласился командарм. По тону сказанного чувствовалось, что он доволен моим ответом. И вдруг он объявил: