Подошел начальник связи майор Устюменко. Волнение на лице написано.
- Что случилось, Владимир Иванович?
- Вот смотрите. Час от часу не легче - И майор подал мне метеосводку.
В ней сообщалось о том, что в ближайшие часы резко изменится погода: ожидается сильный, близкий к штормовому ветер с дождем. Если прогноз верен, то бригаду ожидают большие неприятности. Не сможет помогать авиация, сорвется высадка на плацдарм 3-й бригады. Страшна штормящая Ладога - мы это знали.
Прочитав метеосводку, подполковник Блак задумался Устало проговорил:
- Этого нам еще не хватало - И тотчас же энергично, решительно, по-командирски - Надо предпринять экстренные меры по доставке боеприпасов от моряков. Они обещали нам патроны для стрелкового оружия.
Молодец командир. Предусмотрел на крайний случай выход из трудного положения.
Начальник пристани доложил, что подошел катер и с него разгружают боеприпасы, полковник Смирнов на берегу и уже организовал выдачу патронов по частям.
- Поторапливайтесь, - распорядился комбриг. - Нужно ожидать скорого возобновления атак противника - Обращаясь к начальнику связи бригады, спросил - Вы, товарищ Устюменко, учли уроки первого дня?
- Так точно, товарищ подполковник! - ответил Устюменко.
Мы вышли из землянки. Ветер заметно усилился. С озера доносился глухой шум прибоя. Надрывно кричали чайки. Небо хмурилось, подтверждая прогноз.
В шестом часу утра в штаб армии было передано очередное боевое донесение. В нем сообщалось, что, по показаниям пленных противника, командир 6-го армейского корпуса финнов генерал Эш приказал во
что бы то ни стало 24 июня разгромить десант. С этой целью в район устья реки Тулоксы перебрасываются резервы.
- Товарищ майор, на связи штаб армии, - доложил сержант Писарев, радист комбрига - Просят вас.
Вызывал начальник оперативного отдела армии полковник Кутняков. К ним еще не поступило наше боевое донесение, и оперативный отдел интересовался изменениями обстановки на плацдарме за истекшую ночь. Я доложил, что к утру 24 июня перед бригадой действуют первый и второй егерские батальоны, сводный батальон 11-й пехотной дивизии, четвертый учебный батальон, железнодорожная рота. Ночью взяты пленные из пятнадцатого и двадцать первого отдельных пехотных батальонов. Противник превосходит нас по живой силе примерно вдвое.
- В середине дня, - сказал полковник Кутняков, - к вам подойдут третья бригада и зенитный полк. Направлены боеприпасы. Передовые части четвертого корпуса, и в частности сто четырнадцатой дивизии, - на линии Сермяги. До скорой встречи!
Командующий войсками фронта вывел из боя на Свири 3ю морскую стрелковую бригаду вместе со средствами усиления и направил ее в Свирицу. А там по распоряжению командующего Ладожской военной флотилией уже группировались разгрузившиеся суда.
Почему в Свирицу? Наверно, потому, что снятой с передовой линии бригаде туда легче было добраться. А потом Свирица вдвое ближе к плацдарму, чем Новая Ладога. Тут большой выигрыш во времени. Видимо, принималось в расчет и то, что в поселке на берегу Свирской губы легче организовать погрузку - там имелись причалы.
Подполковник Блак прикинул расстояние до Сермяг, сказал:
- Еще далековато. До нас полста километров будет.
На НП вошел майор Суров
- Вот смотрите, Владимир Александрович, где находятся главные силы армии, - подвигая карту, сказал комбриг. - Так что нам еще держаться и держаться здесь.
Части армии медленно продвигались ко второй полосе обороны противника. Дело в том, что на промежуточных рубежах противник оказывал весьма сильное огневое противодействие, устраивал массу всевозможных заграждений, которые в условиях лесисто-болотистой местности весьма трудно преодолевать. Кроме того, на пути было огромное Сермяжское болото. Даже в сухую погоду оно считалось труднопроходимым. Помню, на командно-штабных учениях генерал Крутиков неоднократно напоминал о сложности наступления в этом районе. Перекрывая лесные дороги и тропы, неприятель мог небольшими силами сдерживать крупные группировки наступавших.
- А в артиллерийском дивизионе у некоторых орудий нет ни одного снаряда, - заметил начальник политотдела. - В таких условиях одно неосторожное слово командира любого ранга может существенно сказаться на прочности обороны плацдарма. Нам нужно быть очень и очень внимательными на этот счет.
- Однако погода все более портится, - переменив тему разговора, заметил подполковник Блак - Слышите, как на Ладоге шумит прибой?
Волны могуче и глухо ударялись о берег. Накрапывал дождь. Вдруг, нарушая монотонный гул прибоя, просвистели над НП первые в то утро артиллерийские снаряды противника и разорвались недалеко от позиций нашего дивизиона.
- Кажется, началось, - прокомментировал майор Кукушкин.
Вслед за первыми разрывами последовали новые, а затем с юга, с рубежа обороны первого батальона, донесся неистовый треск пулеметных и автоматных очередей. Подполковник Блак прислушался, бросил коротко:
- Опять у Кондрашова.
Было 7 часов 10 минут 24 июня 1944 года.
Позвонил старший лейтенант Трубачеев. Я взял трубку. Трубачеев говорил так, словно диктовал машинистке оперативную сводку:
- После артиллерийского налета противник силой до роты двинулся в атаку. Но, напоровшись на наше минное поле и потеряв несколько солдат, отошел в исходное положение.
- И все? - удивленно спросил подполковник Блак, выслушав доклад об обстановке в батальоне Кондрашова.
- Пока да. Первая его атака сорвалась. Похоже, что действовала его разведка, - высказал я предположение. - Противник пытается вскрыть систему огня на участке обороны батальона
- Передайте Кондрашову, чтобы такие вылазки неприятеля батальон отражал с временных огневых позиций, а то весь ночной труд пойдет насмарку, распорядился комбриг.
Мы уточнили координаты, где противник пытался атаковать, и заметили в его действиях новизну. Накануне его атак в этом месте не было. Предположили два варианта возможных действий: или он отвлекает нас от своего главного направления, или пытается прорваться вдоль берега Ладожского озера и отрезать нас от причалов.
Блак позвонил комбату-1: