Я паникую, не желая задерживать очередь дольше, чем нужно, но также желая хорошенько рассмотреть всё перед тратой остатка своих сбережений из-за нерешительности.
— Э-э... — мямлю я, мои глаза бегают по ассортименту. Здесь есть футболки, шляпы, сумки, наклейки, плакаты, компакт-диски, брелоки и многое другое. Это слишком много — слишком много, чтобы разобраться за отведённое мне время, но, чувствуя дыхание людей за спиной, я знаю, что должна выбрать свои вещи и убраться с дороги.
Улыбка мужчины становится шире, его брови поднимаются вверх в ожидании, и я сглатываю. Мой взгляд прыгает к маленьким ценникам рядом с каждым из предметов, и я мысленно прикидываю, сколько вещей я могу купить, не разорившись. Даже после покупки своего наряда у меня всё ещё есть немного денег, и, хотя я, должна оставить их на случай чрезвычайной ситуации, планирую потратить всё.
Это особый случай. Если я не куплю мерч сейчас, буду жалеть.
Мои глаза останавливаются на футболке с изображением Себастьяна в центре, окружённого другими участниками группы, и у меня в животе порхают бабочки. Я всё ещё надеюсь найти способ попасть за кулисы, даже если это маловероятно, но в худшем случае мне нужно что-то с его лицом. Если тканевая версия — единственный способ заставить его касаться моего тела, я буду спать в этой футболке каждую ночь, вдохновляясь грязными мечтами о нём.
— Вот эту, — говорю я, указывая на футболку, висящую за работником, и добавляю к счёту еще пять сувениров.
Сердце екнуло от суммы, и я достаю свою карту из сумки, пальцами касаясь маски внутри. Хотя в толпе полно людей в масках, я сомневаюсь, стоит ли её надевать. Возможно, дело в том, что я сама её сделала и до сих пор сомневаюсь в качестве своего мастерства. Она не так хороша, как другие, которые я вижу, но точно лучше некоторых.
Я также не горю желанием надевать её и портить макияж — я слишком старалась, чтобы сегодня выглядеть красиво.
Оплатив свои покупки, с радостью беру пакет и пробираюсь обратно через толпу. Постоянно извиняясь, извиваюсь и поворачиваюсь, иногда натыкаясь на людей, не обращающих на меня внимания — их явно не беспокоит ограниченное пространство — и добираюсь до дверей концертного зала с руками, полными закусок и товаров.
Не успеваю я ступить в зрительный зал, как движение на сцене привлекает моё внимание, и звук электрогитары заглушает крики, раздающиеся в зале.
Стараясь не упасть с лестницы, я спешу через затемнённое помещение к своему месту и плюхаюсь на сиденье рядом с Джозелин. Её брови поднимаются, когда она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Они точно делают музыку, — кричит она сквозь шум. Бас настолько громкий, что сиденье вибрирует подо мной.
Я смеюсь, задаваясь вопросом, сможет ли Джозелин действительно просидеть весь концерт, не заскучав. Она согласилась на это мучение, и теперь ей придётся терпеть, хочет она этого или нет, но я вижу, она не впечатлена.
Слушая музыку, усаживаюсь и прячу пакет с мерчем Рэйдж под стул. Мне понравилась разогревающая группа. Конечно, они не сравнятся с главным событием, но вокалистка может взять мощные ноты, и музыка имеет хороший темп.
Даже её крики, наполовину заглушенные инструментами, звучат хорошо. К середине их выступления понимаю, что забыла, как они называются, но это не имеет значения. Они всего лишь закуска, и я жду основное блюдо, сохраняя всю свою энергию для криков и размахивания кулаками, когда Рэйдж выйдут на сцену. Парень справа от меня, похоже, уже знает выступающую группу, потому что кричит и поёт вместе с вокалисткой.
Вторая выступающая группа имеет в два раза больше участников, чем первая, и в два раза больше сценического антуража. Стена неоновых огней возвышается за ними, спирально вращаясь под ритм музыки.
Я не могу разобрать ни слова из песни, но энергия вокалиста заразительна, когда он скачет по сцене и заводит толпу. Их гитарные соло - одни из лучших, что я слышала за последнее время, помимо гитаристов-близнецов Рэйдж, и к тому времени, как они уходят со сцены, мое сердце бешено колотится.
С минуты на минуту Себастьян Алекс выйдет на эту сцену.
Пульс в ушах заглушает возбуждённый гул в зале, моё сердце бешено бьётся. Я дрожу от смеси волнения и нервов, грозя развалиться на части, мои глаза прикованы к пустым инструментам на сцене.
— Выглядишь скучающей. Хочешь домой? — шутит Джозелин рядом со мной, я бросаю на неё сердитый взгляд.
— Ха-ха. Очень смешно. — Показываю ей язык и снова возвращаю взгляд на сцену. Не хочу пропустить ни секунды, от их выхода до момента, когда они возьмут свои инструменты. Хочу запомнить эту ночь во всех подробностях, словно набить татуировку на памяти.
Я достаю телефон из сумки и спешу разблокировать его, пальцы дрожат. Ткнув большим пальцем в иконку камеры, я выравниваю кадр и нажимаю запись. Нет никаких знаков или предупреждений, запрещающих использование камер, так что всё в порядке. К тому же, почти у всех в партере телефоны уже наготове.
Считаю до десяти.
Задерживаю дыхание.
Снова считаю до десяти.
Всё кажется таким медленным, секунды тянутся как вечность, а пятки нетерпеливо стучат о пол. Я не знаю, сколько ещё этого ожидания я смогу выдержать, прежде чем моё сердце окончательно остановится.
Это мучительно.
И вот, наконец, когда мне кажется, я развалюсь от кипящего нетерпения, движение на сцене вызывает взрыв криков в зале.
ГЛАВА ШЕСТЬ
Ники
Мои глаза скользят по сцене, когда участники группы берут в руки свои инструменты. Я ищу любой намек на маску скелета, любой признак Себастьяна Алекса. Когда первые ноты пронизывают воздух, мое сердце тошнотворно подпрыгивает в горле, а грудь крепко сжимается. Через несколько секунд все превращается в рев неразборчивых криков и музыки, я даже не могу заставить себя веселиться.
Я замерла. Загипнотизирована.
Упиваясь всем происходящим на сцене, отказываюсь моргать, из страха что-то пропустить, пока глаза не начинают жечь. Даже Джозелин кричит рядом со мной, а я продолжаю смотреть с трепетом.