Земли бывшего Ливонского ордена, входившие в состав Российской империи, многими в Германии рассматривались как первоочередной объект для завоеваний, как естественное продолжение германских земель. В частности, прусский генерал Фридрих фон Бернгарди, сам уроженец Петербурга, писал в 1892 году в анонимной брошюре: «Нам необходимо обширное побережье с большим населением для развития своего военного и торгового флота. Мы нуждаемся в Балтийском море, оно должно стать германским морем, чтобы создать прочную основу для нашей торговли. Только в борьбе с Россией мы можем достигнуть желаемого. Все обстоятельства подталкивают нас к неизбежному конфликту…
Грядущая историческая эпоха пройдет под знаком борьбы германского духа с панславизмом. Русские являются нашими национальными врагами… Они грубо подавляют все немецкое. Антирусская позиция не является следствием сиюминутного политического положения. Напротив, сегодняшняя политическая ситуация непосредственно подводит нас к войне, которая станет необходимым выражением состояния, имеющего глубокие корни… Вся наша политика должна быть пронизана основной мыслью: рассчитаться и помириться с Францией, чтобы бросить все силы народа на весы решения больших германских культурных задач в борьбе против России».
Однако, пока у руля Германской империи стоял мудрый Бисмарк, враждебность к России ограничивалась в основном выходцами из остзейских земель, мечтавших воссоединить свою «малую Родину» – Эстляндию, Лифляндию и Курляндию с «большой Родиной» – Германской империей.
Антирусские настроения были также довольно сильны в среде германской социал-демократии. В период революции 1848 года в царской России германские революционеры видели врага, который противодействует объединению Германии и может предпринять интервенцию для подавления революции и восстановления абсолютистских монархий. В одной из листовок, распространявшихся в Берлине в марте 1848 года, заявлялось, например: «Русские уже здесь! Смерть русским!.. Помните ли вы со времен освободительных войн наших друзей? Спросите своих отцов, дядей, тетушек, бабушек и дедушек, как великолепно эти наши друзья умели воровать и грабить, мародерствовать и угонять. Помните ли вы еще казаков на низких лошадях с высокими седлами, увешанных котелками, чайниками, сковородками, утварью из серебра и золота? Всюду, где они побывали, они оставляли за собой разрушение, вонь и насекомых. И эти казаки, башкиры, калмыки, татары и т. д. десятками тысяч горят скотским желанием вновь разграбить Германию и нашу едва рожденную свободу, нашу культуру, наше благосостояние, уничтожить, опустошить наши поля и кладовые, убить наших братьев, обесчестить наших матерей и сестер и с помощью тайной полиции и кнута уничтожить любой след свободы, человечности и честности… Сокровища Германии приманивают русские орды, подстрекаемые религиозным фанатизмом».
Здесь, обращаясь к эпохе войны с Наполеоном, революционеры допускали сознательный пропагандистский перехлест. Тогда русские войска, в том числе и казаки, выступали союзниками Пруссии и ряда других германских государств в борьбе против французской оккупации. Конечно, те же казаки и бойцы азиатской иррегулярной кавалерии порой совершали эксцессы против мирных жителей, особенно на территории тех германских княжеств, правители которых длительное время оставались на стороне Наполеона. Однако насилия и грабежи отнюдь не приняли характера всеобщего нашествия азиатских орд, как это рисовалось в листовке. К тому же русское командование, в том числе и сам донской атаман Матвей Платов, сурово карало тех, кто был уличен в убийствах, изнасилованиях и грабежах. И «русские насилия» по масштабу отнюдь не превосходили те, которые совершали французские войска и их союзники в германских землях.
Германские социал-демократы унаследовали традиционный образ России и русских как воплощение азиатской деспотии, угрожающей свободе Германии. Наиболее авторитетный вождь социал-демократии Август Бебель уже в эпоху Германской империи заявил: «Если дело дойдет до войны с Россией, я сам возьму в руки винтовку!», хотя ранее клялся: «Ни единого человека, ни единого гроша этой системе!» По замечанию западногерманского публициста Себастиана Хаффнера, «в 1914 г. СДПГ в действительности была уже парламентской, а вовсе не революционной партией. Она больше не стремилась разрушить существующее государство. Она хотела вместе с другими парламентскими партиями – либералами и партией Центра – врасти в него. Массовые манифестации и красные знамена являлись не более чем традиционным ритуалом». А «русская угроза» стала хорошим предлогом, чтобы поддержать правительство в войне под лозунгом защиты «демократических ценностей» от самодержавной Российской империи. Демократические Франция и Англия в этом плане для создания «образа врага» не годились.