- Можно подумать, что ваши Т-26 или «Кристи», (20) это образец высокотехнологичных боевых машин. - обиделся на критику германской техники бывший генерал-инспектор танковых войск. - Бронированные самовары! А Т-28 - вот это уж воистину гробы.
- Советский Т-28, это крейсер степей, не чета вашим Panzerkampfwagen Neubaufahrzeug, которых Рейх и выпустил-то всего ничего. - экспрессивно ответствовал Вилко. - А БТ-7 и Т-26 броней может и не вышли, хотя БТ-7 то как раз мало чем уступает тем вон братским могилам танкистов, зато вооружены сорокапятимиллиметровками. Не то что убогие «двойки» Вермахта. И это я еще молчу про БТ-7А!
- Вот лучше и помолчите! - взъярился Гудериан. - БТ-7А не танк, а вообще один Бог знает что!
- Бога нет. - машинально буркнул кандидат в члены ВКП(б) Хальсен.
- И наша KwK 30, это лучшая и точнейшая артсистема в своем классе! - не услышал его генерал.
- Так точная-то она точная, только толку от этого? - усмехнулся Вилко. - Попадает, но nifiga не пробивает. - Зато наша как жахнет, так и выноси супостата вперед ногами. И это я уже не говорю про наши КВ и БХ. (21) А у вас что? Вот это вот убожество?
Арсений Тарасович Вилко кивнул в сторону командирского Pz-IVD Бейттеля. «Быстроходный Гейнц» побагровел.
- Танки Pz-V «Donner» в корпус еще не прибыли, потому что ОКХ отчего-то решило в первую очередь прислать на мою голову ваши недотанкетки!
Вот в таком духе комиссар с генералом и беседовали все полчаса. Что по поводу этой беседы командир бригады, комдив Фекленко, впоследствии сказал майору Бохайскому, в батальоне которого служили Вилко и Хальсен, и как эту информацию, творчески дополнив, довел до комиссара сам Егор Михайлович, истории доподлинно неизвестно, но, видимо, печатными там были только междометия и восклицательный знак в конце фразы.
Аахен, штаб XV корпуса
19 марта 1940 г., 19 часов 00 минут
Генерал-майор Эрвин Ойген Йоханнес Роммель устало опустил свою бритую голову на сомкнутые «в замок» ладони. Мозг просто взрывался от вала рапортов, предписаний, инструкций, директив и докладов, который обрушился на него с того самого момента, как Папашу Гота перевели в Турцию. Не то, чтобы недавнему командиру 7-ой танковой дивизии их раньше совсем не поступало, но все же явно не в таком объеме. Дивизионный и корпусной уровень бюрократии, это совсем не одно и то же. Конечно, опыт руководства Терезианской военной академией - старейшим военным учебным заведением в мире, - ставкой Фюрера и, недолгое, 7-ой танковой дивизией, пока помогало справляться, но… не так, чтоб очень. Тем более, что преобразование академии в сержантскую школу, это не то достижение, которым следовало бы гордиться. Товарек, может, и глупо поступил, но не посрамил честь офицера… (22) За что пострадала вся академия.
Приняв дела у нежданно-негаданно получившего генерал-полковничьи погоны Гота, Роммель оказался с головой накрыт девятым валом задач и забот, требующих немедленного, как бы еще даже и не вчера, решения.
Сам генерал-майор никак не мог взять в толк - с чего б это такая милость, на его лысую голову? Конечно, Гитлер ему благоволил, но не до такой же степени, чтобы ставить под большой и жирный вопросительный знак успешность действий целого корпуса в грядущей операции «Гелб». Или до такой?
Факт, впрочем, оставался фактом. Прощаясь, Гот прямо заявил: «Эрвин, не обижайтесь, но будь моя воля - корпус бы достался кому-нибудь другому. Не ваш это пока уровень. Но - это личное решение Гитлера, не мне с ним спорить». Оба генерала, не посвященные в тайну существования пришельца из будущего, не могли и представить, какими красками расписал Карл-Вильгельм Геббельс Эрвина Ойгена Йоханнеса - практически единственного генерала, про которого хоть что-то знал.
Роммель поначалу был несколько уязвлен словами Гота, но последовавшие несколько дней, за которые он осунулся, похудел, а из всех желаний сохранил лишь мечту о крепком и длительном сне, уверили его в правоте генерал-полковника. Не его это уровень, ох не его. Если бы не помощь начальника штаба, полковника Бернуча, он бы не справился.
«Вот так и начинаешь ценить генштабовских», невесело усмехнулся Роммель, и выпрямился. Работы на сегодня было еще много - он не мог себе позволить долгий отдых.
Взяв список со штатами дивизий и бригад генерал-майор нахмурился. «Ну, и куда же мне впихнуть бронированных уродцев майора Касперского?» - подумал он, и нахмурился еще сильнее. 7ТР и TKS Речи Посполитой в штаты укладываться не хотели.
Окрестности города Мерзифон (Турция)
20 марта 1940 г., 10 часов 22 минуты
- Вот, Гейнц, это пистолет-пулемет MP.41. - произнес Бюндель, присаживаясь рядом с Кудриным.
- Угу. - кивнул Генка, зашивая прохудившийся носок прямо на ноге.
На «германизацию» своего имени он не обижался: ну привычнее людям так, чего уж теперь? Колобком не называют, в печку не ставят - уже хорошо. А пистолет-пулемет этот он уже видел, и даже в руках давали подержать. У половины егерей такой был, ну или может быть у трети. У остальных, кроме пулеметчиков и офицеров, были карабины Mauser 98k - эти ему тоже подержать давали, еще в самый первый день после госпиталя.
- Бери. - Курт протянул автомат Гене. - Оберфельдфебель Фишер приказал тебе выдать оружие.
Неслышно проходивший в паре метров за их спинами фон Берне замер, как был, с поднятой для шага ногой, затем медленно опустил ботинок на камень, и повернул голову в сторону Кудрина/Гудериана и оберягера. Лицо герра оберлейтенанта в этот момент выражало крайнюю степень изумления. Лицо Генки - тоже.
- Мне? Оружие?!! Vsamdelischnoe?!! - парень неверящими глазами уставился на Бюнделя.
- Бери. - рассмеялся Курт, и добавил, уже по-русски: - Дают - берьи, бьют - беги, так?
- Ага. - со счастливой физиономией ответил мальчик, и принял пистолет-пулемет обеими руками.
Все так же молчащий фон Берне сделал пару неслышных шагов назад, огляделся и с очень нехорошим выражением лица поманил к себе Фишера, как раз закончившего разнос кого-то из егерей.
- Иголку-то из носка вынь, чучело. - хмыкнул оберягер. - Потом дозашьешь, обувайся. Сейчас обучу тебя сборке и разборке, а там и стрелять пойдем.
- Стрелять?!! - казалось, глаза парня сиять сильнее уже не могут (а где вы видали пацана, который не мечтал бы об оружии, хоть на время - не убить кого-то, а так… из неизжитого еще обществом и цивилизацией инстинкта охотника и воина), однако, поди ж ты. Еще как могут.
- Ну, а для чего еще нужно оружие? Стрелять из него, конечно. - рассудительно ответил Бюндель.
Генка мигом упрятал иголку, воткнув ее за отворот воротника и обмотав остатком нитки, натянул ботинок поверх недоштопанного носка и всем видом изобразил готовность и желание учиться. Оберягер усмехнулся. Оберлейтенант тоже.
- А скажи-ка мне, Ролле, - фон Берне обнял Фишера за плечо с самым заговорщицким видом, и кивнул в сторону Курта и Генки, - что вот это такое есть?
- Это? - Папаша Браунбёрн ожидал неприятностей от своего решения, но не думал, что они наступят так скоро. - Это, герр офицер, старший товарищ обучает младшего устройству и применению пистолета-пулемета Эм-Пэ сорок один.
- Знаешь, мне очень жаль, что мы находимся в мусульманской стране. - как насытившийся тигр промурлыкал оберлейтенант.
- А, осмелюсь спросить, почему? - поинтересовался столь неожиданным поворотом в разговоре Рольф.
- Потому что тогда, - фон Берне не сменил тона, - я бы послал тебя на ближайший рынок за свиной головой. Чтоб ты ей мозги пудрил, а не мне. Скажи-ка мне для начала, друг любезный, кому это пришла в голову такая светлая мысль - дать мальчику оружие? Боевое.
- Ну, мне… герр оберлейтенант. - набычился Фишер. - Не вижу в этом ничего плохого. Не сегодня-завтра здесь будут французы с англичанами, а пареньку, кроме как лопаткой, и отбиваться нечем. Уж коли вы изволили посадить его мне на шею, мой долг вернуть его вам потом в целости и сохранности. Что, в боевых условиях, сделать будет затруднительно, если не вооружить парня. И не обучить использовать оружие, конечно, герр оберлейтенант. Опять же, оформлен он в батальоне как кандидат в егеря.