Там и обитал Генка Кудрин последние три года. Плохо ли, хорошо ли… Зато живой. Клеймо «сын врага народа», конечно, никто не отменял, и уже теперь парень понимал, насколько труднехонько ему придется в жизни, когда придет время выйти из приюта, но в самом детском доме он был не единственный такой, так что по этому основанию рукоприкладства от более сильных воспитанников ожидать не приходилось - любого задиру враз бы толпой замяли, появись в его придирках хоть намек на судьбу родителей. По иным другим - это запросто, вплоть до глупого «В морду получить заказывал? Нет? Ерунда, оплачено!»
Впрочем, жизнь не была такой уж беспросветной. Пускай жилось голодно, пускай силенками он не удался в отца - при недоедании-то и не удивительно, - зато рос жилистым и выносливым. Нет, не был он каким-то мальчиком для битья. Остервенело отбиваясь там, где у него не было ни малейших шансов устоять, вместо того чтобы стерпеть несколько пинков и затрещин, был он несколько раз изрядно бит… и оставлен в покое со словами «ну его нафиг, блаженного. Еще до смерти пришибем». Хотя, на самом деле причиной тому была насквозь прокушенная ладонь одного из вожаков.
«Вот так вот мы и жили, спали врозь, а дети были», прокомментировал все сказанное парень, ввергнув Бюнделя в ступор - тот попросту не знал, как это перевести.
А потом был страшный день, третье марта, когда на Батуми с небес начали падать бомбы, осколки зенитных снарядов и сбитые самолеты. Какие объекты были приорететными целями для англо-французских пилотов, Генка, конечно же, не знал. Знал он другое: и бомбы, и сбитые машины, упали, по большей части на жилые дома. Город затянуло дымом пожаров, с которыми не справлялись команды брандмейстеров, люди растаскивали завалы, пытаясь вытащить уцелевших под ними родных - да хоть бы и не спасшихся, хоть бы и просто тела своих близких, - и гибли под обрушающимися конструкциями, уцелевшими, стоящими после взрыва, но держащихся, что называется, «на соплях». Власти страны оказались готовы к отражению агрессии. А вот к устранению последствий агрессии, мягко говоря - не очень.
Ко всем прочим бедам, на Кавказе, многие районы которого и так числились живущими при Советской власти лишь номинально, вдруг оказалось множество этой самой властью, да и просто представителями других народов, а то и тейпов, обиженных и угнетаемых. И если в Крыму и на Украине хотя и начали изредка постреливать, но в целом жить там оставалось можно, то Кавказ полыхнул. Откуда только оружие-то взялось?
Откуда - этого, Генка, конечно же не знал. Зато отлично знали в организации «Прометей», чутко направляемой британской SIS, французским Вторым Бюро Генштаба и польской «Экспозитурой». Не знал Генка и того, что крымские и украинские схроны так и сгинут в безвестности или, со временем, будут обнаружены, не дождавшись ожидаемого немецкого вторжения, на которое так рассчитывали западные кукловоды советских националистов. Откуда обычному детдомовцу догадываться о столь высоких материях? Определенно неоткуда.
А вот Валерий Минаевич Бакрадзе, Председатель СНК Грузинской ССР, если и не был посвящен во все детали происходящего, то уж всяко знал и понимал многое. А еще он знал Кавказ и народы его населяющие. Именно по его распоряжению детдомовцев, престарелых, и всех прочих, о ком некому будет позаботиться, буде тут воцариться анархия, начали грузить на пароходы и направлять в Одессу и Севастополь. Так, по мнению Бакрадзе, у них было гораздо больше шансов выжить. И не его вина, что капитан тихоходной, дореволюционной еще постройки посудины, отчего-то решил везти свой живой груз не напрямик через Черное море, а прокрасться вдоль турецкого побережья, а затем, на долготе Севастополя, повернуть строго на север. Как показала история, перехитрил он и самого себя, и своих пассажиров всем гуртом.
Почему этой злополучной ночью ему, Генке, не спалось, зачем, вместо того, чтобы ворочаться на койке, он тихонько оделся и вышел на палубу - этого он и сам не знал. Просто отчего-то захотелось оказаться снаружи, на свежем воздухе, полюбоваться звездами. А полюбовался тенью, из ниоткуда рухнувшей на корабль из поднебесья. Потом был ужасный взрыв, подбросивший Генку в воздух, перевернувший несколько раз в воздухе, да и приложивший о воду плашмя.
- Дальше я ничего не помню, товарищ оберлейтенант. - закончил свое повествование Кудрин. - Даже как вы меня на берегу из фляжки поили не помню, мне об этом уже тут Курт рассказал.
- Понятно. - кивнул фон Берне. - Ну что ж, поправляйтесь, Гейнц. Если у вас больше нет вопросов, то я пойду. Дела.
- Вообще-то есть один вопрос.
Парнишка смешно сморщил нос, задумавшись, стоит ли отвлекать таким пустяком немецкого красного командира (ладно, пусть не красного, но все же), и решив, что надолго того не задержит, спросил:
- А почему меня тут все называют Гейнц Гудериан, а не Гена Кудрин? У меня имя сложное, да?
Герзе, штаб I-го батальона 100-го горного полка
12 марта 1940 г., 09 часов 40 минут
- Дитер, ты вот хочешь мне сказать, что я теперь должен переделать и приказ о постановке мальчика на довольствие, и выписанный на него аусвайс? - майор Макс-Гюнтер Шранк смотрел на командира второй роты с явственным неудовольствием. - Ты вообще-то не мог раньше сообщить, что этого мальчика зовут Gena Kudrin? И не надо на меня так предано глядеть, оберлейтенант. Я уже доклад, о спасении одного человека и гибели прочих пассажиров парохода «Черноморец» в штаб полка отправил.
Майор фыркнул и придвинул к фон Берне какой-то листок.
- На, полюбуйся, что они мне в ответ прислали.
Дитер взял в руки бумагу, оказавшуюся расшифровкой радиограммы, прочитал текст и хмыкнул.
I/GJR100. Шранку.
По данным ОКХ командующий XIX-м моторизованным корпусом, генерал танковых войск Гудериан, в настоящий момент находится в районе г. Валендорф. Подтвердите факт спасения генерал танковых войск Гейнца Гудериана с советского парохода «Черноморец».
Эрнст.
- Я бы на месте герра оберста тоже удивился. Понимаю, там, Шеленберг какой-нибудь у нас объявился бы - может он по делам РСХА (2) в Советы мотался? А вот бывший генерал-инспектор танковых войск… - Дитер насмешливо фыркнул. - Могу представить, какой сейчас обмен радиограммами между штабами идет.
- Всё б тебе зубы скалить. - проворчал майор. - А мне на вот это вот, - он раздраженно потряс текстом радиограммы в воздухе, - еще ответ давать какой-то. И правду говорить нельзя - сожрут.
Бухарест, штаб 100-го горного полка
12 марта 1940 г., 10 часов 23 минуты
Ветеран «Пивного путча», оберст Рихард Эрнст уже несколько минут молча взирал на переданную, из находящегося в Турции первого батальона, радиограмму. Он смотрел на листок бумаги в своих руках, и, чем дальше - тем больше, ситуация казалась ему все более бредовой.
- Ничего не понимаю. - пробормотал он наконец, и отложил сообщение на столешницу. - Кто мне может объяснить, что это все значит?
GJR100. Эрнсту.
Спасение Гейнца Гудериана с советского парохода «Черноморец» подтверждаю. Спасение генерала танковых войск - не подтверждаю.
Шранк.
Кызыл (столица Тыва Арат Республик), Великий Хурал
12 марта 1940 г., 10 часов 30 минут (время московское)
- Прошу вести себя потише, товарищи. - Хертек Амырбитовна Анчимаа, первая в мире женщина-глава парламента позвонила в колокольчик, призывая к порядку депутатов Х съезда Великого Хурала Тувинской Народной Республики. - Все мы любим и ценим нашего дорогого и уважаемого товарища Чимба.
Хертек Амырбитовна вежливо улыбнулась вернувшемуся уже с трибуны на свое место в президиуме Председателю Совета Министров.
- Все мы знаем, как зажигательно он может говорить, и я не удивляюсь вашей реакции. Но, товарищи, пора уже взять себя в руки и вести себя так, как и подобает настоящим коммунистам. Говорить поменьше, делать побольше. Все успокоились? Слово предоставляется первому секретарю ЦК Тувинской Народно-революционной партии товарищу Тока. Прошу вас, Салчак Калбакхорекович. - основоположнику тувинской советской литературы, приглашая его на трибуну, товарищ Анчимаа улыбнулась гораздо более искренне. Трудно улыбаться кисло собственному жениху, да и не надо наверное. О том, что Тока к ней посватался в Туве не знает разве что глухой.