Хотя он пробыл в своем родном Кенте не более нескольких недель за последние тридцать лет, Эдвардс не утратил ни кентского акцента, ни своих неторопливых, вдумчивых, осторожных манер, приобретенных в детстве в рыбацкой лодке отца, промышлявшего среди предательских мелководий Гудвиновых песков у Дильского побережья.
Фигурой он походил на одну из тех пушек, которым посвятил свою жизнь: немного сутулый, с округлыми плечами и грудью, узкими бедрами и длинными ногами. С головы до ног он очертаниями напоминал пушку: голова изображала винград, все остальное — ствол.
На сей раз Эдвардс был удовлетворен тем, что увидел в погребе: благодаря капитану он смог натренировать кладовщиков настолько, чтобы они передавали картузы мальчишкам с минимумом суеты и движений; фактически они могли делать это вслепую — именно так они тренировались в течение прошлой недели.
Притом Эдвардс был озадачен, когда услышал, как по команде передают, что капитан хочет видеть его немедленно, и внезапный яркий свет заставил его жмуриться, когда он поднялся на палубу и предстал перед ждущими его мистером Рэймиджем и штурманом.
Рэймидж без предисловий сказал ему и штурману:
— Мы должны заставить донов думать, что мы можем потопить их судно.
Саутвик спокойно ответил:
— Так точно, сэр!
Но Эдвардс сразу подумал о длинном ряде орудийных портов вдоль бортов фрегата.
— Как вы предлагаете это сделать, мистер Саутвик?
И штурман, и помощник канонира уже хорошо усвоили эту манеру капитана проверять их, и в то время как Эдвардс все тщательно обдумывал, Саутвик ответил предельно откровенно:
— Не думал об этом, сэр. Должен быть какой-нибудь способ, хотя…
— Тогда слушайте — особенно вы, Эдвардс. Я хочу, чтобы вы могли взорвать корму фрегата.
Рэймидж, уязвленный спокойным отношением Саутвика и разочарованный тем, что ни один, казалось не удивлен тем, что он только что сказал, принял их уверенность в нем за безразличие и рявкнул на Эдвардса:
— Есть идеи?
Помощник канонира покачал головой.
— Жаль, сэр, это немного… ну, как бы сказать… неожиданно.
Рэймидж кивнул, понимая, что если он разозлится на кого-нибудь из них, он лишится их сотрудничества.
— Хорошо, — сказал он, заметив, что Джанна и Антонио подходят ближе, чтобы слышать, — если доны смогут дать бортовой залп, мы скоро будем там, — он указал на морское дно, — где, судя по карте, «Нет дна на глубине девяноста морских саженей». Таким образом, мы должны подбираться к донам с носа или кормы, рискуя попасть только под выстрелы из погонных или ретирадных орудий.
Рэймидж видел, что оба его собеседника осторожно кивнули, очевидно, ожидая следующего коварного вопроса.
— Теперь вы можете наблюдать, что судно лежит под ветром, направленным на раковину его правого борта, что означает, мистер Саутвик?..
— Что мы можем пройти вдоль его кормы, дать один бортовой залп, развернуться и обстрелять ее снова, не попадая под его бортовой залп! — быстро ответил штурман.
— Можем. Теперь предположите, что это наш корабль — возможно, под огнем, и мы хотели бы спасти людей с него?
Саутвик задумался на мгновение, запустив руку в шевелюру.
— Мы могли бы положить «Кэтлин» в дрейф с наветренной стороны и направить им шлюпку с помощью линя.
— И как этот способ поможет нам с нашей проблемой захвата вражеского судна?
— Посадить в шлюпку абордажную команду? — спросил Саутвик с надеждой.
— И их прикончат одного за другим огнем из мушкетов?
Глаза Эдвардса сузились. Если бы это был вопрос одного только судовождения, то мистер Рэймидж кроме штурмана послал бы за помощником штурмана и помощником боцмана, но, конечно, не помощником канонира. Так как за ним послали, это должно иметь какое-то отношение к пушкам — или пороху. Ну, от предположения не будет никакого вреда….
— Порох, сэр? Несколько бочонков в шлюпке с длинным огнепроводным шнуром?
Он говорил медленно и вдумчиво, как будто каждое слово было выстрелом — надо прицелиться без лишней поспешности, и тогда выпущенное ядро причинит врагу максимальный ущерб.
Рэймидж кивнул и неожиданно успокоился. Возможно, его идея не настолько дика в конце концов, если Эдвардс смог до нее додуматься. Он вынул из кармана листок бумаги, развернул его на крышке нактоуза и стал делать набросок с карандашом, давая при этом объяснения: