Сложнее было косить под мага — постоянные траты на свитки, напускная таинственность, использование заряженных магией предметов взамен фокусов. Утомляет. Еще сложнее было убедить Мордреда в реальности моих возможностей помочь ему. К счастью, в Школе Воды много обедневших мастеров, но подкупать их через посредников и при этом как можно меньше показываться магам воды на глаза — настоящий геморрой.
Хорошо еще, что Синее Пламя оказался достаточно самоуверен или пустил свою паранойю в другое русло и не стал выяснять подробности моей личности. Он бы, верно, сильно удивился, что никто из мастеров воды ничего толком обо мне не знает.
Особенно забавно вышло со слугами, приплатил, нарядил в одежды магов. И вот уже Мордред считает, что я идиот, но с большой тайной поддержкой в школе. Проще всего было с именами. Ведь у них там и правда заговор. Если он что-то проверял на этот счет, то результат, видимо, удовлетворил. А уж выбрать магов с наиболее сомнительной репутацией и подсунуть список агентам Мордреда проблемы не составило.
С мальчишкой-нищим вышло неплохо, а еще с той раковиной, которую удалось уговорить подбросить Бэгрис. Впрочем, на тот момент наш магистр и так был крепко помешан.
Интересно, какое бы у него было лицо, если б узнал, что Чернильный Котел стоил всего пятнадцать тысяч, а остальные его денежки ушли на посредников и покупку еще голосов для него в Совете? И дались ему эти колонии…
Сложное дело. И самое бессмысленное из всех. Но с магами воздуха вышло занятно. Не ожидал, что они так распалятся — а хватило-то всего лишь рассказать этому лазурному выскочке, что Синее Пламя думает об Инессе. А он, как оказалось, и правда так думал. Остальное они сделали за меня. Хорошо, что он не уехал сразу после голосования. Котел пришелся кстати.
Но итог все тот же — они будут рыть, расследовать, гадать и напрягать шпионов. Времени скрывать следы не было — я общался с посредниками, с магами воды, по мелочи, но все же. Еще и Краснолицего подстрелил. Придется убираться из Гольвадии. Надеюсь, на Экваторе мне найдут дело поинтереснее. И полегче. Признаться, устал я от этих магов».
Так размышлял Реймунд Стург, направляясь в Эллумис и еще не зная, что судьба готовит ему Ригельвандо, а затем Ахайос, с его грязью и коварством мнимых союзников.
Первый сон убийцы
Реймунд заснул в гамаке на борту торгового галеона. Под скрип снастей и плеск волн — уютный, добрый шум моря. Не такой опасный, как гомон больших городов. Не такой сумрачный, как шорох ночного леса.
Он парил во тьме. И тьма сгущалась вкруг него. Шепот тысячи голосов, разносившийся отовсюду, внезапно выкристаллизовался в один — сильный, мягкий, нечеловеческий голос. Перед Реймундом во тьме зажглись глаза цвета вечернего неба на грани заката.
— Кто ты? — властно поинтересовалась тьма.
— Я Реймунд Стург, — почему-то это казалось самым логичным ответом. Осторожность, навыки, вернее, почти рефлексы конспирации… Все отошло в сторону. Казалось неуместным и бесполезным обманывать этого посланника снов. — А ты, твою мать, кто такой?
— Я часть тебя, — в голосе зазвучала ирония, — тот маленький кусочек твоего «я», что отвечает за логику. Логику и амбиции.
— Очень приятно, — обиженно поздоровался Стург.
— Ты пока не заслужил права даже на имя, — продолжил голос. — Кто ты на самом деле?
— Я лишь гонимый осенним ветром листок, — припомнил убийца слова Бэгрис.
— Это ближе к истине, — тьма беззвучно смеялась. — Ты лист, осенний лист, почти мертвый. Скоротечный. Летящий туда, куда укажет ветер. Ты лист. Ты платный убийца. Ты оружие в чужих руках. Клинок без воли и судьбы.
— Поэтично. Но что-то не вижу в этих словах ни глубины, ни смысла, — покачал головой Реймунд.
— Это потому, — тьма сгустилась и перестала смеяться, — что ты не видишь смысла в собственной жизни. Тебя воспитывали. Тебя тренировали. Тебя ломали. Чтобы изжить способность сопротивляться чужим приказам. Приказам тех, кто направляет тебя. Приказам тех, кто разменяет тебя. Если возникнет такая возможность. А в конце ты еще и убедил себя, что сам выбрал этот путь.
— Все мы, — пожал плечами Стург, — выполняем чьи-то приказы. Всех нас воспитывали подчиняться кому-то и кого-то подчинять. В этом нет ничего удивительного. Всех — от короля до нищего — кто-то дергает за ниточки.
— Ты прав, — фиолетовые глаза вспыхнули сильнее, — твоя участь немногим отличается от участи короля — покинуть свой пост будет равноценно смерти. Но ты ничуть не похож на нищего. Воля нищего заставляет его жить. Часто — заставляет изменить свою судьбу. Такое бывает нередко. А ты? Твоя воля сломлена. Ты уверен — изменить судьбу можно, только умерев.
— И неужели я не прав? — улыбнулся грустно Реймунд. — Или я могу прийти в теоретический штаб Альянса и положить на стол заявление об увольнении? — он резко отмахнулся. — Конечно, нет, черт побери! Хватит гнать чушь.
— Ты даже во сне остаешься лояльным, — вздохнула тьма, — даже в собственных мыслях боишься выпустить то, о чем давно мечтаешь. О чем скорбишь…
— Похоже на еще один тест Альянса, — перебил Стург. — И если так — бесполезно. Я все еще на вашей стороне, ребята. И не собираюсь никого предавать.
— Даже во сне ты боишься, убийца, — продолжала тьма, и сияющие во тьме глаза наполнялись скорбью. — Боишься признаться себе самому. Облечь в слова то смутное, что есть в душе. Допустить простую мысль — это не жизнь. Все, с тобой происходящее — это не жизнь. Все, что было раньше — ничего не значит. Твоя лояльность ничего не значит. Твоя персона — ничто. Твои решения — ничто. Попытки предотвратить лишние смерти… Ничто. До тех пор, пока ты не возьмешь судьбу в свои руки. Пока не начнешь сам решать, что тебе делать. Пока не обрежешь ниточки и не поймешь — ты не кукла в чужих руках. Пока не обнаружишь — твоя жизнь имеет смысл. Смысл, что выше и сложнее чужих смертей.
Тьма сгустилась и взорвалась вспышкой слепящего света.
Реймунд выпал из гамака и ударился о тяжелый сундук, прикрученный к полу. Наверху, на шканцах, колокол пробил утро.
Библиотека Хранителей Знаний. О государствах-уникумах Южного Архипелага Гилемо Антарий и Сетрафия
Рациональная общественная организация. Диктатура разума!
Ваше Величество! Согласно Вашему приказу я, ваш верный слуга шевалье Амори Тео де Саланри, нахожусь с дружественным визитом в Сетрафии. И, с позволения моего Господина, желал бы рассказать о чудесах, которые довелось мне видеть в этой удивительной стране!
Этот край полон пара и копоти. Грохота огромных машин и шума заводских цехов. Еще никогда ранее вашему покорному слуге не доводилось видеть столь крупных производств и столь упорядоченных городов. Сетрафия потрясает и даже, я бы сказал, подавляет. Но в то же время, по моему глубокому убеждению, весь быт здесь организован таким образом, чтобы подавлять не только иностранцев, оказавшихся в гостях, но также и местное население, которое, впрочем, не испытывает особой неприязни к царящему здесь подавлению.
Города довольно велики, над ними довлеют заводские трубы и облака угольного дыма. Уголь здесь используется повсеместно. Им топят печи, от чего дома в крупных населенных пунктах грязны от копоти, его используют на производствах для паровых молотов, доменных печей и прочих потрясающих воображение машин, технологические секреты которых хорошо скрываются правительством этой державы. А также для многочисленного парового флота, использующего силу пара наравне с силой ветра. И этот флот, с прискорбием хочу заметить моему сюзерену, существенно превосходит флот Шваркараса.
Жизнь сетрафийцев подчинена многочисленным законам и правилам — особым распорядкам и рескриптам. Она слишком упорядочена, иногда у меня создавалось впечатление, что я обитаю в муравейнике, а не в стране, населенный теми же людьми, которых я видел на родине.
С рождения человек здесь приучается к порядку и дисциплине, а государство начинает с детства значить для него больше, чем семья и родственники. Маленькие дети начинают ходить в ясли, где получают начальные социальные навыки, затем в детский сад и, наконец, в школу. После обучения в школе в 14–16 лет человек получает финальное распределение, определяющее всю его дальнейшую жизнь — он поступает на службу. Служба здесь есть основа и главная ценность любого человека, только в труде на благо общества он должен чувствовать себя полностью живым, зато за верную службу человек всегда вознаграждается, и я считаю этот принцип очень подходящим для любого государства. С течением жизни и за выслугу лет человек гарантированно растет в чине и получает возможность эффективно воплощать все присущие ему от природы и приобретенные в процессе обучения навыки.