— Итак, ты сдаешься? — поинтересовался Стург, видя, что оппонент бой продолжать не может. — Выполнишь свою клятву?
— Нет, — пророкотал Киншумицу, приподнимаясь на локтях.
Он резко подсек Реймунду колени хвостом, и, прыгнув сверху, вогнал в глазницы агента Альянса пальцы, увенчанные толстыми, прямыми когтями.
— Мы всегда выполняем клятвы, — закончил Сегун, с трудом поднимаясь над телом, — но он с меня никаких клятв не брал. А ты пришел убить его. И выполнить клятву значило бы предать Адмирала. Лучше быть клятвопреступником, чем предателем. Да и вообще я просто кивал.
Когда Реймунд на следующий день проснулся в ветхой каморке Квартала Наемников, у него болела голова, как с жесточайшего похмелья, а в глазах все еще чувствовались фантомные когти. Проверив тайник, он обнаружил, что бриллиантовых сердечек осталось девять.
Абордажник с темным прошлым
— Мы познакомились с Сегуном, когда я был щенком. Лет на пять старше тебя, а он до сих пор не изменился, не знаю, сколько ему лет, он вообще неразговорчив. Дракийцы живут долго, но знаю одно — надежней его не сыскать. До сих пор не знаю, в чем причина, но его выгнали из Клана. Пнули когтистой лапой под зад и сказали: «Вали куда хочешь, но чтоб на Дракисе мы тебя больше не видели». Ну, само собой, это все было пафосно, долго, в сложных выражениях и с привлечением цитат из философских книжек, может, даже хокку сочинили, но смысл особо не меняется.
С тех пор искал смерти — сидел в трактире на базе Клешня, пил горькую, к тому же теплую, и ссорился со всеми по любому поводу. Говорил также, что пойдет служить на корабль к тому, кто его победит. Было там еще несколько дракийцев, они не рискнули или не хотели. Но ни героев Героики, ни батыров гетербагов в ту пору на Клешне не было. Надеюсь, ты понял шутку. Так что пришлось браться мне. Помню, пришел, плеснул ему выпивку в лицо и заорал благим матом — себя подбадривал, поджилки-то тряслись.
— Вставай, чешуйчатая задница! Драться будем! На службу тебя изволю принять, — так и заорал, а может и не так. Давно дело было.
Он только улыбнулся. Видел, как дракийцы улыбаются? То-то. Жуткое зрелище. Взял топор и вышел во двор.
Ну и я за ним. С двумя саблями.
— И что, неужели победил? — поразился Реймунд.
— Нет, конечно, — рассмеялся Адмирал. — У меня, может, яйца и вкрутую, но у него-то бронированные.
В общем, когда понял, что скоро он меня уделает… Это через минут пять произошло. Руки гудели. Одна сабля сломалась. В общем, выдохся. Достаю пистолет из-за спины и говорю:
— Сдавайся! — ну, или что-то в этом роде.
— Это не по правилам, — отвечает он, но стоит смирно.
— Так я ж пират. Срал я на правила! — как щас помню, заорал.
Думал, убьет. Ан нет. Видимо, понравилась моя дерзость или под дулом жить захотелось. А может, надоело дурака валять. Потом многие жалели, что первыми не додумались. Но, кто первый смекнул, того и сундуки.
Пошел ко мне. Скоро стал главой абордажников. Люди его боялись и уважали. Сейчас больше уважают. Но и боятся — бывает, нашкодит кто-то, боцман орет, слюной брызжет, но не всегда помогает. А этот стоит и смотрит зенками своими нечеловеческими, и молчит. Топор поглаживает. Самые смелые минут через пять ломаются. Штаны мочат, маму зовут и извиняются.
Но это еще не вся история. Проходили мы годиков пять. Деньжат подзаработали. Прославились немного. А на него Клан снова взъелся. Видать, завидно им стало, что такого бойца упустили.
Прислали, в общем, пяток таких же. Шли мы по порту, а они на нас — с дайкатанами, нагинатами, луками. Злющие. С нами боцман был и Ведьма. Он меня, помню, рукой отодвигает и говорит:
— Это не ваш бой, идите, я догоню, — а у самого в глазах смерть.
— Хуй там, — отвечаю, хотя, может, и не так, я тогда образованней был и вежливее.
Руку оттолкнул и встал между ним и родственничками.
— Только через мой труп, — прямо в их морды костяные вякнул.
Ну, один и говорит:
— Как будет угодно.
Тварь хвостатая.
И на меня с нагинатой. А я стою. Он разбег взял, размахнулся, силу вложил. А я — не шелохнусь. А они ж воины. Остановил еле-еле свою мясорезку. Только лоб поцарапал.
— Дерись, — шипит.
— Нет, — отвечаю. — Режь так, а потом его, — в Сегуна тыкаю, — забирай.
И боцман вперед вышел.
— И меня режь, блядь в чешуе, — руки скрестил, — если силенок хватит.
И Ведьма за нами. Молча рядом встала и крылья расправила. Думаю, они тока на нее посмотрели да все решили. Уж как-нибудь честь бы стерпела зарубить двух вонючих выпердышей. А она красивая.
Главный у них в шлеме золотом был.
— Теперь они твой Клан, — ткнул в нас культей когтистой и ушел. А за ним остальные.
А Киншумицу на это посмотрел и молвит:
— Олухи. Теперь вы от меня всю жизнь не отделаетесь. А я уж постараюсь, чтоб она долгой была, — ну, он не так, конечно, сказал, длиннее да изящнее. Но смысл, опять же, я передал.
А потом мы еще немало вместе пережили. И, как видишь, слово держит. Ну не слово — так шуточку.
Часть 5. Глава 2. Ведьма-Ворон
А с Ирцикрой Ведьмой мы познакомились еще раньше, она служила на корабле моего, так сказать, духовного отца. Я первым помощником был, а она навигатором у Хармуса Белого Ветра. Был такой знаменитый пират. Жил славно, умер глупо — крокодилы съели. Враги поймали да скормили. Я был добрее, просто порубил гаденышей. Правда, одного пришлось в дерьме утопить, но там просто вариантов не было. Ну, так вот, не сильно-то мы с ней друг друга и любили. Симираллы — они все гордые, ибо у них крылья есть, а значит, паря в небесах, они на нас на всех гадить хотели. А некоторые даже гадят. Что-то я все о дерьме, да о дерьме.
Вернемся к Ирцикре. Она поинтереснее будет. В общем, симираллы рода Ворона, из которых она происходит — они почти на грани гордости и идиотизма стоят, а превосходят их в этом только орлы, их главные, да павлины. Но что поделаешь — на корабле особо не повыпендриваешься, если что не нравится — пожалте за борт.
Но был случай. Думаю, из-за него все и изменилось. Простой, в общем-то, не как с боцманом да Сегуном. Но занятный. Рассказываю только потому, что передо мной погибель моя мнимая сидит. Но потом лучше все же не распространяйся.
В общем, стояли мы в одном порту — мягко говоря, враждебном. Капитан никого на берег не пускал. А ей, значит, голубем письмо пришло. И вроде как ждет ее кто-то на берегу, сойти нужно. А капитан ни в какую. Ну, тут я сказал, что ща все будет, и сел с Белым Ветром бухать. А он, признаться, пират был славный, но пить так и не научился. Вышел я навеселе и лодку ей спустил. Сам на весла сел, сказал:
— Одну не отпущу, — она только кивнула. Я прав оказался, что не пустил.
В общем, добрались мы до берега. И нашли в порту дом небольшой, где она сказала у дверей подождать. А сама на второй этаж поднялась. Ну, я не будь дурак, залез по изгороди и подслушал. Еще подсмотреть хотел — всегда интересно было, как симираллы трахаются. Но не сподобило. В общем, там другой симиралл оказался. Ее суженый бывший. Ну, или еще тогдашний, их хрен разберет. Симираллы они вообще создания удивительные, в том смысле, что не знаешь, что и когда им в голову взбредет. Та же Ирцикра, она в море за острыми ощущениями отправилась — могла и дома жить припеваючи. Но нет — ветер странствий, все такое, ни деньги, ни кровь не интересовали. Так, искусства ради с нами шаталась и до сих пор шатается. Ну, у нее-то это молодость — вороны по триста лет живут, вот и гуляет.
В общем, гнусность там приключилась неимоверная. Суженый этот поведал ей, что за долги нашу подругу продал, и умолял не отпираться, мол, иначе ему не жить. А она плакала, я краем глаза видел — молча так, тяжело, слезы по щекам катились, а она смотрела на него, гордо так, осуждающе, всепонимающе. За то, что я потом сделал, она меня сначала чуть ли не возненавидела, а потом поблагодарила тайком. Вижу — к дому четверо подходят, в плащах и при оружии. Покупатели.
Ну, я окошечко разбил, на второй этаж влез, суженому ее — петуху недоделанному, даром, что ворон, в рыло клювастое закатал, а ее на плечо взвалил. Они, симираллы, легкие — кости другие, как у птиц, чтоб летать сподручнее. Но с другой стороны — неудобные, крылья мешают. И в окно. А в комнате связку гренад зажженных бросил.