Глава восьмая: Ст. 66 - 74
Последние пару недель Гарри провел в некотором ступоре, все еще до конца не осознавая природу своих чувств. Вроде все было как раньше, но внутри него что-то изменилось. Он как будто стал смотреть по-другому на все, через какие-то невидимые для других людей очки. Он старался отвлечь свое внимание от копания в себе, чем занимался последние несколько дней, однако, ему это плохо удавалось. Он все еще думал о разговоре с отцом. И о Рейне с Алексом. Особенно о Рейне и ее травме. Все это, казалось, навалилось на него так внезапно.
Он не видел Рейну с тех пор, как отнес ее к школьной медсестре и стремился не встречаться с ней. Александр рассказывал ему все, что нужно знать, чтобы не волноваться о состоянии девушки. К тому же Лиз постоянно лепетала о своей подруге и о том, что она все-таки ее простила (хотя, первое время, видеть не хотела). Ему хватало всего этого.
Он переживал о Рейне, но старался сохранять безразличный вид. Воспоминания о девушке пробудили в нем волну спокойствия и восхищения. В жизнь возвращались яркие краски, которые он вдруг захотел передать на бумагу. Вот оно, вдохновение! Парень, который до этого копошился в своем телефоне, подлетел к шкафу и достал оттуда обычный карандаш и большой ватман. Потом он достал со шкафа свой самодельный мольберт и расположил его в центре комнаты.
Если честно, Гарри был очень творческой личностью, и все об этом знали, но единственное занятие, о котором он не распространялся — рисование. В этом не было какой-то объективной причины, просто он решил оставить что-то для себя. Рисование было чем-то личным. И весь процесс был очень интимным. Он к нему готовился, как к какой-то церемонии. Доставал все принадлежности, набирал воду определенной температуры, раскладывал кисточки вокруг себя в идеальной точности.
Гарри установил ватман и встал напротив мольберта, с интересом рассматривая белый лист и не зная с чего именно начать и что нарисовать. Так продлилось всего пару секунд, потом он решил просто отдать рисунок в руки своего влечения. И вот, уже через какое-то время на холсте начало вырисовываться лицо. Вернее, овал лица и волосы. Он, наверное, уделил волосам уйму времени, прежде чем перейти к самому лицу. И вот тут начались затруднения. Он не мог симметрично распределить черты, и с этим пришлось повозиться.
Не сказать, что он был удивлен, когда увидел что нарисовал, но все равно немного разочарован. Да, Рейна не выходила из его головы, но рисовать ее в порыве вдохновения? Даже если она тебя вдохновила…
Он сочувственно покачал себе самому головой, но потом добрался до красок. Лицо он решил нарисовать акварелью, с которой только недавно научился обращаться, а вот волосы смешать с гуашью. Он решил сделать не просто портрет — он решил создать картину.