Рейнеке-лис

Король восседал за роскошным столом.
Вдруг входит кролик, бьет челом:
"Государь всемогущий! Позорно предан
Тот, кто вам бесконечно предан.
С сотворения мира до наших дней
Предательства не было черней,
О чем узнать вам необходимо.
Малепартус приметивши, шел я мимо
И Рейнеке-лиса увидел стоящего
У ворот. Он похож был на настоящего
Пилигрима, в рубище был одет.
Мне казалось, читает он Ветхий завет,
И потому-то я был уверен,
Что он нападать на меня не намерен.
Я следовал дальше своим путем.
Представьте же, что случилось потом!
Он — хвать меня злобно за оба уха!
Но я не теряю присутствия духа
(Хоть когти у лиса острые, длинные, —
Вот и гибнут жертвы, ни в чем не повинные!).
Схваченный за уши, я заорал,
Но вырвался все же. Представьте: удрал!
Разбойник знает свое ремесло,
Но мое проворство меня спасло.
Стало быть, жизнь мне господь даровал.
Но Рейнеке ухо мне оторвал.
Теперь при одном я остался ухе.
Вопрос не в одном поврежденном слухе,
Не только в ущербе и в возмещении,
А во вполне естественном возмущении!
Дело не только в полученной ране,
А в наглом предательстве и обмане!"

Кролик выслушан с полным вниманием.
Все полны были страстным желанием
Покарать преступного лиса сурово.
Тут берет господин Меркнау слово —
Доблестный вóрон, любимец ворон:
"Государь, как ваш наивернейший барон,
Хочу доложить о гнуснейшем деле.
От ужаса каркаю еле-еле.
Сердце в груди вот-вот разорвется.
Кто на боль мою не отзовется?
Вот что сегодня случилось со мной.
С госпожой Шарфенэббе, моею женой,
Которая вам хорошо знакома,
Я рано утром вышел из дома.
Вдруг мы видим: вытянув ноги,
Рейнеке-лис лежит на дороге.
Пасть разинул, глаза закатил,
Не иначе, Рейнеке дух испустил.
Язык торчит, как у дохлой собаки, —
Внезапной кончины вернейшие знаки.
От скорби искренней я вскричал.
Чем я громче кричал, тем он тише молчал.
"Спасите, — кричал я. — Ах, мол, да ох!
На помощь! Рейнеке-лис подох!"
Так восклицал я нелицемерно,
Мне было Рейнеке жаль безмерно.
Я потрогал лоб его и живот —
Нет, я подумал, не оживет!
Он, видно, уже пребывает в небе.
Тут моя жена, госпожа Шарфенэббе,
Преисполнившись скорби, склонилась над ним.
Он был по-прежнему недвижим.
Стало быть, надо готовиться к тризне.
И все же хоть крохотный признак жизни
Еще надеялись мы найти,
Жена моя стала его трясти,
Клюв к губам его приложила.
Она беззаветно добру служила.
Но тут... за что?! — я бы вас спросил, —
Лис, "воскресши", ей голову откусил!
В превеликом ужасе я затрясся.
И меня б он сгубил, да я бегством спасся.
И лично видел, взлетев на сосну,
Как он доедает мою жену.
Добавлю, что ел он ее с аппетитом,
Как если бы от роду не был сытым.
И смею удостоверить: он
Мог бы сожрать еще пару ворон.
Ваше величество! Ваши сиятельства!
Нужны ли вещественные доказательства?
Я принес несколько перышек окровавленных,
На месте убийства лисом оставленных.
Разбойнику гнусному нет прощения!
Промедленье здесь, собственно, вид поощрения.
Неучастие к потерпевшим несчастия —
Вид преступного соучастия.
Речь идет о монаршей чести,
За которую ответственны все мы вместе".