И вот, в соответствии с притчей печальной,
Изображенной на раме зеркальной,
Родитель мой тогда произнес:
"Да... Вы больны... И притом — всерьез.
Вы в самом деле у двери гроба:
Сплошную кровь показала проба.
И все же искомое средство есть.
(Какое? — На зеркале можно прочесть!)
Это — заветное средство таинственное,
Верное средство, к тому же единственное —
Печень семилетнего волка.
Иначе мы не добьемся толка".
Волк, стоявший в кругу приближенных,
В мысли печальные погруженных,
Весь затрясся от этих слов,
Он в окошко выпрыгнуть был готов.
"Вы слышали? — волку сказал ваш родитель. —
Печень свою мне не отдадите ль?
Все же придется вам с нею расстаться,
Иначе кончусь я, может статься".
Волк пролепетал в ответ:
"Мне покамест всего пять лет.
Чтоб моя печень могла вас спасти,
Мне еще нужно два года расти".
"Ах вот как! Ну это не вам решать, —
Сказал король. — Попрошу не мешать
Моему быстрейшему излечению.
Ваша печень сейчас подлежит извлечению,
А сколько вам лет, мы определим
По вашей печени — как удалим".
И волк на кухню побрел печально,
Там печень ему вырезали моментально.
Едва король эту печень съел,
Как в ту же секунду повеселел,
Сняло хворь с него как рукой,
Он снова счастье обрел и покой.
Мой отец был в ту пору в большом почете
(Об этом на зеркале прочтете),
При дворе его привечали,
"Господином доктором" величали.
В вельможном кругу, представляя науку,
От короля сидел он по правую руку
И — помню — носил до старости лет
Золотую пряжку и алый берет,
Покойным родителем вашим подаренный.
А я перед вами стою как ударенный.
Сейчас иные пошли времена,
Упала на преданных слуг цена,
Ни верность, ни доблесть не помогают.
Одних только выскочек выдвигают.
Как говорится: "Из грязи да в князи!.."
Не подступиться к иному пролазе —
От чванства глупого нос дерет,
А если подступишься — обдерет.
Уже невозможно подать прошение
Без крайне солидного подношения.
Не поднесешь — так не проси;
А поднесешь — так еще неси.
Сколько волков развелось кровожадных,
Алчных, завистливых и беспощадных!
Верша надо всеми неправый суд,
От себя ни крошки не отдадут;
В жажде добычи по свету шаря,
Ничем не пожертвуют для государя,
Как тот, упомянутый выше волк,
Не пожелавший исполнить свой долг.
А по мне, пусть хоть двадцать подохнет волков,
Лишь бы монарх наш был жив-здоров.
Пусть сколько угодно волков околеет,
Только монарх пусть ничем не болеет, —
Разумеется, все, что мной произносится,
К его венценосной супруге относится.
Государь! Эту повесть минувших лет
Давно уже позабыл весь свет.
Вам, конечно, вспомнить ее трудновато,
Ибо лет вам было тогда маловато.
Но я-то историю эту знаю
И с восхищением вспоминаю
Величье и роскошь того двора,
Как если бы все это было вчера.
Все, что мной сказано, слово в слово,
На зеркале воспроизведено толково
В мозаике из драгоценных камней,
Как мудрая повесть далеких дней.
Все изложено чрезвычайно внятно.
Жаль, зеркала нам не вернуть обратно!.."
Глава тринадцатая
О том, как Рейнеке продолжал лгать, пытаясь обелить себя и очернить других, а именно: рассказ о том, как волк и лис сообща поймали свинью и теленка
Король сказал: "Ну, Рейнеке, ладно.
Говорить ты умеешь довольно складно.
Признаюсь, я слушал с большим вниманием,
Захваченный давним повествованием.
Много ты своему отцу приписал добродетелей,
Хотя не осталось живых свидетелей
Истории, ныне тобою рассказанной,
Так что трудно ее объявить доказанной.
Итак, свидетели не сохранились живые,
Да и сам я об этом слышу впервые.
Но при чем здесь наши с тобою родители,
Если только и слышишь, что все вы — грабители,
Если род твой чернит любой?
Не накинешь платок на роток чужой!
Допускаю, что здесь и поклепы, и сплетни,
И слушки, что достаточно долголетни,
Но объясни положенье такое:
Почему говорят о вас только плохое?
Почему — вопрошаю снова и снова —
Никто не сказал о вас доброго слова?
Неужели вы только всю жизнь грешили
И поступка доброго не совершили?.."