— Мы не боги, Саша, чтобы творить прошлое, и мы здесь не за этим. А за тем, чтобы изменить вот этого человека. По крайней мере, я. Это ты придумал, что спасаешь мир.
Шрёдер, кажется, забавлялся, наблюдая за ними, сложив руки на груди.
— Когда вам вновь захочется обсудить судьбу мироустройства, ангелы, моя палатка всегда в вашем распоряжении с часу до двух ночи.
— Прости, Рейнхард, мы тебя надолго не задержим, — проговорила Сана.
Полководец спросил:
— А какое прошлое вас бы устроило, херувим? Сделай заказ, у тебя редкая возможность.
Саша растерялся:
— Слушай, мужик, я как раз стоял сейчас и думал, что сказать, чтобы ты сделал. Но я не знаю. Я не политик, не стратег, я просто физик.
— Херувим-физик? — рассмеялся немец.
— Да, подрабатываю ангелом в свободное время.
— У меня стажируется, — поддакнула Сана.
Саша покосился на нее и продолжил:
— Но я знаю одно, ты остановил это безумие один раз. В том варианте ты совершил ошибку, взорвал Санкт-Петербург, но это тебя изменило. Потом ты остановил Гитлера, остановил войну, все закончилось. Бог знает, что бы было, если бы не ты, мужик. Ты спас этот мир, хотя поначалу, чуть не уничтожил его. Я лично жду от тебя повторение данного подвига, уж как-нибудь постарайся.
— Ты не скажешь, как я это сделал?
— Способ так, себе, мужик, пришел вышиб Гитлеру мозги, потом накатал несколько приказов и отправился вслед за фюрером. Эффектно, не спорю, но слишком многое ты оставил на волю случая, такого не должно повторится.
Сана сказала без улыбки:
— Это вообще могло закончиться ничем. Давай в этот раз, сделаем все правильно.
— Гитлера я уже пообещал не убивать, а насчет себя, ничего не могу знать наверняка. Кто знает, что мне может прийти в голову за бутылочкой дешевого шнапса, каким-нибудь печальным вечером.
— И пить бросай. Сана, расскажи генералу, как это вредно, у тебя хорошо получается, — проговорил Саша.
— О, я вас умаляю. Я никогда не позволяю себе лишнего. Нельзя стать великим полководцем и управлять странами, без ясной головы. — Он снова взглянул на карту и со вздохом проговорил: — Что мы имеем? Вероятно, я смогу договорится с русскими. Я могу им сказать, что старался вести войну по законам чести, рассказать, чего они избежали. Предложить, что я отдам им обратно все завоеванные мной территории, мне не нужны эти холодные леса. Я вижу, что у войны здесь, нет будущего, мы увязнем на годы, надо быть реалистом. Договорившись, я высвобожу армии, и выдвинусь в Берлин, дав понять, всем сидящим там пронырам, что они или примут меня, или погибнут. Но я не хочу быть фюрером, я не кабинетный стратег, я всегда метил на место атласного толстяка.
— Это кто? — не понял Саша.
— Геринг. Рейхсмаршал, главнокомандующий армией Германии. Вот кем я себя вижу. О да, это будет славный хаос! Но что дальше? Все наши враги, которых так умело раздразнил Гитлер, будут рады гражданской войне, разгоревшейся внутри Рейха! Они сомнут нас.
— Что ты думаешь о самом Геринге, Рейнхард? — поинтересовалась Сана.
Полководец воззрился на нее, воскликнув:
— Толстый, обтянутый атласом небесно-голубого цвета клоун… я про его мундир, он ведь сам его придумал. А судя по виду, сам же и шил. Что я могу думать о Геринге, ангелочек?
— Тебе не стоит с ним воевать. Этот человек не злой в душе. Он связался не стой компанией. Как, впрочем, и ты. Это важно, тебе лучше всего убедить его перейти на свою сторону. Он поможет тебе в борьбе с СС.
— Он законный рейхсмаршал и официальный приемник Гитлера, девочка. Если бы мне удалось его сделать своим союзником, мне бы вообще не пришлось ни с кем воевать!
— Вот именно, Рейнхард, подумай над этим.
— Хм… Интересно, — почесал подбородок Шрёдер, потом он устало сел за столик и пробормотал:
— Все это может быть так, я почти верю в такое будущее. Но я не вижу себя в нем дальше. Я не вижу себя в той Германии, где все закончилось, где нет войны и нечего завоевывать. Меня нет в вашем мире. Я лишний там.
— Вот это справедливо, — вставил Саша, но на взгляд Саны поднял руки в жесте, что молчу-молчу.
— Да, тебя нет в том будущем, — согласилась девушка.
— Значит, я должен умереть, когда закончу здесь, — изрек полководец.
На лице Саны отразилось какое-то сочувствие и нежелание. Но она смирилась и проговорила:
— Да, потом ты должен умереть. Но ты не должен делать этого сам. Никогда. Пообещай мне Рейнхард. Никаких красивых уходов.
— Ты так много просишь, девочка.