Рейнхард и Гитлер, тем временем, гипнотизировали друг друга.
— Я не желаю слушать больше никаких возражений, Шрёдер! — угрожающе проговорил фюрер. — И вы возглавите эту операцию. Если же нет, то можете катиться ко всем чертям! Но при этом, я лишу вас всех титулов.
— Хорошо, мой фюрер, я возглавлю вторжение в Российскую Конфедерацию
— Вот видите, вы умеете быть разумным. Вы действительно нужны мне Шрёдер, нужны Германии, нам не следует ссориться. Забудем об этом инциденте.
— Конечно, мой фюрер.
— Но запомните, если вы выкинете что-то подобное прилюдно, я немедленно уволю вас из сил вермахта!
— Конечно, мой фюрер. Так удачно, что вы перед нашим разговором выставили всех за дверь.
Гитлер смерил фельдмаршала настороженным взглядом, но быстро проговорил, замахав рукой:
— Все, идите. Я сказал вам, что хотел. Я сегодня же подпишу указ о вашем назначении и распоряжусь передать вам все материалы…
— Ничуть не сомневаюсь в эффективности вашего плана, но…
— Я знаю, Шрёдер, что вы никогда не идете на войну, не поучаствовав лично в разработке плана. Знаю. Все командиры групп армий, уже осведомлены, но на следующей неделе весь штаб соберется для обсуждения деталей, и мы, конечно же, внимательно выслушаем ваши предложения, господин фельдмаршал.
— Мне нужны последние разведданные, состав и расположение войск, все, что у нас есть.
— Будут, не беспокойтесь.
— Очень жаль, что во время первой войны не удалось заслать к ним коммунистов. Это была довольно свежая идея тогдашнего правительства, — пробормотал Рейнхард.
— Откуда вы об этом узнали? Гинденбург засекретил эти данные!
— Я много чего знаю, мой фюрер. А где сейчас Ленин? Мы еще можем разыграть эту карту. Брожения в Российской Конфедерации еще идут. Забросить его туда, чтобы помутил немного воду перед нашим вторжением…
— Ленин спился и, вероятно, давно умер в каком-нибудь борделе Швейцарии. Забудьте о нем.
— Ну и слава богу, одним шизиком на планете меньше, еще бы вашего Гиммлера к нему добавить, и я был бы счастлив.
— Я сделаю вид, что ничего не слышал, Рейнхард.
— Но еще не известно, что бы вышло из этих ненормальных радикалов. А так, Российская Империя и без нас себя развалила, нам будет легче. Керенский не станет нам проблемой. Меня больше беспокоят мятежные генералы бывшей императорской армии. Пока они там друг друга с центральной властью особо не трогали и как-то уживались, но вы хоть понимаете, что наше неожиданное нападение заставит эти разрозненные силы вмиг забыть все распри и выступить против нас единым фронтом? Старики-монархисты точно заставят меня поразмяться. Но ничего, у нас есть современные танки, а они в основном все еще на лошадях, если, конечно, Керенский не додумается поделиться с ними и танками тоже.
— Видите, за что я вас и люблю, господин фельдмаршал, стоит вам поставить цель, вы уже начинаете работать в этом направлении! Но я бы попросил сначала сообщать лично мне, обо всех возникающих у вас возражениях или идеях касательно Блицкрига.
— Вероятно, наедине?
— Да, наедине. На штабном обсуждении у нас с вами должна быть согласованная позиция, мне и без вас хватает упертых остолопов.
— Конечно, мой фюрер. Но мы застрянем в этой войне надолго, попомните мои слова.
— Разве это не то, что вы так любите? Война?
— Тоже верно, — раскололось в улыбке гранитное лицо фельдмаршала.
— Мы оба нужны Германии, Шрёдер, не забывайте это, а теперь идите.
Обстановка поблекла, сменяясь чем-то другим. Но пока вокруг были только размытые цветные пятна.
Саша покосился на Сану:
— Это все реально так и было? Или это какое-то визуальное отображения твоего предположения, как это выглядело?
— Ах, Саша, почему тебе все приходится объяснять по два раза? Мы видели реальные события, произошедшие в прошлом. Что было, когда ты вспоминал жизнь Чанг Минг, на некоторое время перенесшись в прошлое? Ты синхронизировался с той частью себя, которая находится в прошлом по отношению к тебе настоящему. Примерно то же самое мы проделываем и сейчас, за единственным исключением, что настраиваемся не на часть нас самих, а на некий отпечаток в пространстве и времени, оставленный теми событиями. Именно это я и имела в виду, говоря, что мы видим все это в записи, как фильм.