— Логичное объяснение состоит в том, что моя семья — другая. Настолько другая, что ты не можешь себе даже представить.
— Это не…
Возможно, собиралась сказать она. Он не дал ей возможности договорить.
— Мой брат, помимо прочего, управляет огнем. Он дрэнир, лидер семьи Рейнтри. Моя сестра — эмпат и талантливая целительница, а ее маленькая дочка демонстрирует поразительные перспективы во множестве областей. Экей — пророчица. Я же разговариваю с призраками. Мне продолжать?
— В этом нет необходимости, — прохладно отозвалась Хоуп.
— Ты все еще не веришь мне.
В почти полностью темной комнате он увидел, как Хоуп покачала головой. Он мог бы оставить эту тему. Она попросит перевода, чего он желал еще только вчера, а он сможет спокойно продолжать работать. Она никому не расскажет, что видела и слышала сегодня вечером, потому что не захочет показаться глупой, так как знает, что ей никто не поверит.
Но он не хотел отпускать ее. Между ними происходило что-то необычное, чего он не мог объяснить. Он хотел Хоуп, разумеется, хотел. Она была красивая, умная и умела бегать на высоких каблуках. Но за всем этим стояло нечто большее, хотя он изо всех сил старался этого не замечать. Если бы он переспал с ней, то ей пришлось бы просить перевода. Она не любила нарушать правила. На самом деле он мог бы держать пари, что она никогда их не нарушала.
Гидеон медленно развернул бинт на своем бедре, и Хоуп придвинулась поближе.
— Не следует этого делать. Еще… — Когда он снял остатки повязки, открыв оставшуюся от раны царапину, ее голос замер, — …рано снимать бинты, — слабо закончила она. Хоуп осторожно протянула руку и приложила пальцы к почти зажившей ране. Облизнула губы, вскинула голову и произнесла короткое слово, которое он уже отчаялся услышать из этого очаровательного рта:
— Как?.. — Она убрала пальцы, и он тот час ощутил потерю. — Что сделало тебя?..
— Я Рейнтри, — ответил он. — А если ты хочешь более детального объяснения, то нам необходимо приготовить по кружке кофе.
***
На сей раз, они сидели не в противоположных углах комнаты. Гидеон устроился рядом с ней на кушетке, оба держали по кружке горячего, испускающего пар, кофе. При свете ламп гостиной она не могла удостовериться, продолжал ли он светиться или нет. Часть ее настойчиво требовала воспринимать увиденное, как жутко разыгравшееся воображение, но она не могла лгать самой себе.
— Значит все, что мать твердила мне всю жизнь, правда?
— Не уверен, поскольку не знаю, что именно она тебе говорила. — Гидеон откинулся назад и положил босые ноги на журнальный столик. Он натянул джинсы, спрятав почти затянувшуюся рану. Сейчас они были его единственной одеждой, не считая зеленых боксеров и серебряного амулета, покоящегося на груди и словно бы являющегося частью его самого, наравне с цветом глаз и завитками темных волос за ушами.
— Ауры, — выпалила она. В конце концов, они всегда являлись яблоком раздора между ней и матерью.
— Я не вижу их, но они действительно существуют, — прямо ответил он. — Это другой вид энергии. Чтобы видеть их, нужно обладать некой экстрасенсорикой.
— Твоя «заметно искрится», — неохотно констатировала она.
Гидеон издал лишь полузаинтересованное, почти скучающе «хм».
— Призраки?
— Их я могу засвидетельствовать без вопросов, — сказал он, бросая взгляд в ее сторону.
Хоуп склонила голову на кожаную кушетку. Она сняла куртку и туфли, но в остальном все еще оставалась полностью по-рабочему одетой. Чего бы она ни отдала за возможность снять лифчик и перелезть во что-нибудь удобное…
Ей бы следовало бежать отсюда со всех ног; следовало испугаться того, что увидела и услышала. А вместо этого она волновалась о том, что лифчик врезался в ее плечи и тело под грудью. Она ходила в нем с четырех сорока пяти утра, а ни одной женщине не понравится носить лифчик в течение двадцати двух часов.
— Загробная жизнь?
— Да, — почти благоговейно ответил Гидеон.
Хоуп закрыла глаза. Порою она убеждала себя, что жизнь не может выйти за пределы физических границ. Легче всего было считать, что сейчас ты здесь, а однажды просто умрешь. Никаких ожиданий, никаких разочарований. Слушая простые ответы Гидеона… она верила ему, и от этого неожиданно почувствовала себя хорошо.
— На что это похоже?
— Не знаю.
Она слегка рассмеялась.
— Что ты подразумеваешь под этим «не знаю»? Неужели призраки ничего тебе не рассказывают?
— Некоторые вещи нам не дано понять.
Она кивнула, испытывая странное смирение. Эта беседа не должна была казаться такой нормальной. Разве ей не следует рассмеяться? Или закричать? Пуститься в пляс или попытаться укрыться от всего мира, который только что изменился навсегда? Вместо этого, все казалось очень, очень естественным.
— Знаки свыше, — продолжила она.
— Конкретизируй.
Хоуп подняла одну руку, сопровождая свои слова жестами.
— Ты видишь, как кролик перебегает дорогу в таком месте, где никогда прежде кроликов не видел. Возможно, увидеть его в определенное время дня в конкретном месте — это знак? Предвестник удачи или беды, обещающий выигрыш в лотерею или советующий проявить осторожность на дорогах.
— Ты не ломала голову над примером, не так ли? — поддразнил Гидеон.
— Ага. Но я все еще хочу получить ответ. — Она сделала большой глоток кофе и стала ждать.
— Знаки есть повсюду, но обычно мы их не замечаем.
Она немного поерзала, пытаясь принять более удобное положение.
— Даже ты?
— Даже я. Мы каждый день оставляем чудеса незамеченными. С другой стороны… — Гидеон слегка пожал плечами. — Иногда кролик — это всего лишь кролик.
Длинный день и растраченный адреналин сделали веки Хоуп тяжелыми. Они опускались, но она еще не была готова остановиться. Пока не готова.
— Реинкарнация?
— Несомненно.
— Ты кажешься таким уверенным.
— Именно поэтому я использовал слово несомненно .
Она легонько и слишком по-дружески шлепнула его по руке.
— Не дразни меня. Я устала, и все это ново, и я все еще… — нет, она не могла сказать, что до сих пор сомневалась. Сегодня вечером она видела слишком много, чтобы не поверить. Ее рука осталась на его руке, и это казалось таким естественным. Гидеон был теплый и сильный, и ей нравилось ощущение его тела рядом со своим, по крайней мере, сейчас. Это одновременно успокаивало и будоражило.
— Если мы возвращаемся снова и снова и раз за разом встречаем одних и тех же людей, почему этого не помним?
— А разве не в этом состоит развлечение?
— Развлечение? — Он потерял рассудок? Жизнь не была забавой. О, временами случались смешные моменты, но по большей части жизнь являлось тяжелой работой.
— Да, — ответил Гидеон. — Развлечение. Мы пришли делать ошибки, учиться выживать, открывать красоту, узнавать остроту риска. Мы заново открываем в себе эмоции, смотрим на мир новым взглядом, не испорченным и не заезженным временем. Мы подходим к открытиям с волнительным ожиданием чего-то нового и неизведанного и влюбляемся в сердца, которые еще не были сломлены или разбиты.
— Поговорим о риске, — сменила она тему. Рассказ Гидеона о влюбленных вызвал у нее беспокойство. Она наклонилась вперед, поставила свою кружку на кофейный столик, залезла под блузку, глухо пробормотав «извини», расстегнула лифчик и вытащила его через левый рукав.
— Если нужна помощь, только скажи, — промолвил Гидеон.
— Все в порядке, — ответила она, устраиваясь обратно на свое место на кушетке. И я чувствую себя гораздо удобнее. — Ангелы?
Гидеон откинулся назад и устроился так же, как и она.
— Да.
— Феи?
— Я никогда не видел ни одной, но это не значит, что их не существует. Точно я не знаю.
Она протянула палец, чтобы коснуться серебряного амулета на груди Гидеона.
— Талисманы удачи? — тихо промолвила она.
Он посмотрел ей в глаза, и ее сердце сбилось с ритма. У Гидеона действительно были удивительные глаза. Если бы Хоуп искала себе мужчину, чего, разумеется, она делать не собиралась, он бы был кандидат номер один. Мало того, что он красив совершенной мужской красотой, он еще и беспокоился о своей работе. Боролся за людей, которые не могли бороться за себя. Был справедливым, сильным, сексуальным… и изредка светился в темноте.