Она смотрела сквозь пассажирское окно, изучая покрытый зеленой листвой пейзаж. Ей было не свойственно, познакомившись с мужчиной в понедельник, в среду вечером оказаться в его постели. Похоже, она очутилась на каком-то пике своей сексуальной активности, потому что там, где дело касалось Гидеона, Хоуп не могла себя контролировать. Что также было для нее абсолютно несвойственно. Контроль был ее вторым именем. И конечно, имя Хоуп Контрол Мэлори было для нее предпочтительнее ее собственного.
Хотя все могло быть и хуже. Мать могла назвать ее Мунбим Частити. Что бы она тогда делала?
Они были в часе, возможно, получасе езды до места назначения, когда Гидеон произнес:
— Извини, я немного погорячился.
— Взрослый мужчина, яростно рвущий на себе волосы, матерящийся и кричащий на мой живот — это ты называешь «немного погорячиться»? — спросила она без эмоций.
Гидеон шевельнул широкими плечами и заерзал на сидении, как будто автомобиль внезапно стал для него слишком тесным.
— По крайней мере, я в тебя ничего не бросал.
— Это не я сделала амулет плодовитости и оставила его лежащим у всех на виду.
— Я же сказал, что сожалею.
Она в самом деле не хотела сейчас спорить. Фактически, она вообще не хотела думать об обрисованных Гидеоном перспективах.
— Почему бы не подождать, пока мы не узнаем наверняка, действительно ли нам есть о чем сожалеть?
Прошла еще одна неловкая минута, и он ответил:
— Если ты захочешь попросить другого напарника, я пойму.
Хоуп почти фыркнула.
— Так вот в чем дело? — гневно выпалила она. — Ты не хочешь напарника, поэтому идешь на крайние меры, чтобы наверняка…
— Нет! — прервал он, потом после паузы, длившейся несколько слишком долгих секунд, добавил: — Но я в самом деле не хочу напарника.
— Тогда иди к шефу и скажи это ему, что не хочешь видеть меня своим напарником. Но не жди, что я уволюсь. Я не уволюсь, Рейнтри. Никогда.
— Он просто даст мне другого, — проворчал Гидеон.
Хоуп никогда не призналась бы в этом вслух, но ее обидело нежелание Гидеона работать с ней. Не потому что они спали вместе, или ей казалось, что между ними может быть нечто большее, а потому что очень много работала, ради того, чего достигла, и чертовски устала от мужчин, считавших, что она не может справиться со своей работой. Она никак не могла усмирить гнев.
— Зато уж точно не придется терзаться мыслями, что Майк или Чарли залетели от тебя.
Гидеон не ответил, поэтому она взглянула на него. Он почти улыбался.
— Я не думаю, что беременна, — рассудительно произнесла она, ее гнев стих. — Мы были осторожны, кусочек серебра и сны не отменяют этого факта. Суперсперма не считается.
— Может, ты и права, — ответил он, хотя было не похоже, что он в это верит.
— Даже если я… беременна… — Проклятье, было трудно произнести это слово вслух. — Это вовсе не означает, что мы должны пожениться или что-то в этом роде. — Слово «пожениться» далось еще труднее, чем «беременна». — Ты не обязан беспокоиться обо мне. — Она сказала эти слова, но у самой от них сжалось сердце. Одинокая, беременная и сама воспитывающая ребенка. А ведь она едва не призналась в любви мужчине, которого ужасала возможность быть связанным с ней ребенком.
— Эмма уже Рейнтри, — сказал Гидеон. — Я буду более чем обеспокоен.
— На самом деле, Эмма сейчас Мэлори, — ответила она. — Если там Эмма, — добавила она.
— Женщина, которая рожает Рейнтри, становится Рейнтри во всем, — кратко пояснил Гидеон.
— Я так не думаю, — ответила она, удивляясь его заявлению, но боясь спросить…
— Ты видела на что я способен, — сказал Гидеон, его голос понизился, как будто здесь находился кто-то еще, кто мог услышать. — Эмма будет обладать своими собственными способностями, поэтому у меня нет никакой возможности уйти и не беспокоиться о том, что с ней происходит.
Они знали друг друга слишком недолго, чтобы Хоуп чувствовала себя вправе обижаться на то, что он беспокоился вовсе не о ней.
— Возможно, на сей раз произойдет по-другому. Может быть, в этом случае доминирующими окажутся не гены Рейнтри. — Черт подери, она говорила о ребенке, как о свершенном факте. — Если я беременна. В чем сомневаюсь.
— Ты беременна, — кисло ответил он.
— Если я беременна, — снова возразила она, — Неужели это на самом деле такое бедствие? — Ее сердце снова сжалось. Живот, тоже. Конечно, это бедствие! Пусть она и думала, что действительно влюбляется в Гидеона, но они только что встретились, у нее имелись карьерные планы, и она была уверена, что он ее не любит.
— Да!
Хоуп вновь перевела взгляд к смазанному пейзажу, чтобы спрятать лицо от Гидеона. Она не имела права обижаться на то, что он не хочет ее беременности. Плакать из-за отказа едва знакомого мужчины было реакцией девчонки.
Может быть, его взросление в качестве особенного человека было столь трудным, что теперь ему невыносимо наблюдать, как ребенок проходит тот же путь. Но он же справился! У него хорошая жизнь, он помогает людям, живым и мертвым, и максимально использует свои способности. Пусть ему в самом деле приходится многое скрывать от мира, но он не скрывал себя от нее.
Он резко развернул «мустанг» к травянистой обочине дороги, настолько удивив этим Хоуп, что она вскинула голову и впилась в него взглядом.
— Что ты делаешь?
Гидеон остановил автомобиль, но не заглушил двигатель и, протянув руку к ее коленям, схватил лежащие там папки.
— Какое из них? — спросил он, пролистывая страницы и фотографии. — Не имеет значения, не так ли? — он наугад выхватил фотографию и поднял ее. На картине лежала женщина, наполовину растянувшаяся на выцветшем диване, наполовину на полу, кровь пропитала ее платье, голова была почти отсоединена. — В этом мире есть люди, которые совершают такие вещи, — сказал он глухим голосом. — Будь это только горстка ублюдков, возможно, меня не тошнило бы от одной мысли привести невинного ребенка в мир, где подобное происходит каждый день. Каждый день, Хоуп. Что, если Эмма будет такой же, как я, и ей придется сталкиваться с ужасами смерти каждый день своей жизни? Что, если она будет похожа на Экей и ей придется видеть сны о бедствиях, которые она не может предотвратить? Что, если… — Его губы резко сомкнулись. Он не смог даже закончить свою мысль.
Разве она могла продолжать сердиться на него? Он не был ни мелочным, ни эгоистичным. Его паника основывалась на страхе и беспокойстве за ребенка, которого, по его словам, он не хотел. Хоуп подняла руку и коснулась щеки Гидеона. И потерла большим пальцем его гладкий подбородок. Он не отстранился, хотя она не исключала такой возможности.
— Ты слишком долго этим занимаешься.
— Какой у меня выбор? У меня есть способность, позволяющая останавливать плохих парней. Если я не буду делать этого, некоторые из них избегут наказания. Некоторые жертвы застрянут здесь, между жизнью и смертью. — Он посмотрел ей в глаза. — Что ты скажешь, когда маленькая девочка спросит, есть ли в этом мире монстры? Сказать «да » ужасно. А «нет» будет ложью.
Она погладила его по щеке.
— Когда ты последний раз брал отпуск, Рейнтри?
— Не помню.
— Когда мы поймаем Табби и избавимся от нее навсегда, то возьмем длинный отпуск. Мне нравятся горы.
Гидеон не признал это прекрасной идеей, но спорить тоже не стал. Он нежно положил одну руку ей на живот.
— Мне не нравится идея обладать чем-то столь ценным и бояться потерять, — тихо признался он.
— Эмма? — прошептала она.
Он поднял голову и взглянул ей в глаза.
— И ты, Мунбим Хоуп. Проклятье, откуда, черт возьми, ты взялась?
Она улыбнулась его недоумению.
— Назовешь меня Мунбим еще раз, и я пристрелю тебя.