— Лена! — закричал Демченко так, что все вздрогнули. — Брось эту дрянь. Я тебе «Столичные» принесу!
В панике он нащупывал костыль. Его мучительно тянуло туда, в угол, в дальний угол сорокаместной палатки.
Лена что-то тихо сказала и, тяжело опершись на плечо санитара, встала. Она медленно шла к ним, чувствуя на себе встревоженные взгляды раненых.
— Почему его там оставили? — забеспокоился Сергей.
— Прохладней там… Ветерок обдувает.
— Тогда и меня туда отнесите!
— Лежи спокойно! — испуганно закричала Лена. — Господи, ну что же мне с вами делать?
— И я хочу! — закричал кто-то из раненых.
— Меня тоже несите! Слышь, санитары.
— Эй, тыловая братия! Спите на ходу!
Лена затравленно озиралась. Она не узнавала эти искаженные страхом и злобой лица…
— Меня тоже!.. На землю хочу!.. К нему!.. В прохладу!
Демченко стучал костылем по спинке кровати и самозабвенно орал:
— И меня! Меня! Бегом вокруг палатки, чтобы ветром обдувало… Мужички-тыловички… Бегом, клистирные трубки!
Санитары все так же сидели там на земле за носилками, понурив головы. Уши у них горели. Кожа на стриженых затылках покраснела.
— Вы с ума сошли? — удивилась Лена. — Это вы им кричите? ИМ! Да они вас как детей выхаживают… Не спят по четверо суток…
Она опять закашлялась. Потом сдавленным голосом проговорила:
— Ты бы лучше свою историю закончил. До самолета ровно сорок минут.
— С трубой? — оживился Демченко.
— Как ты в канаве ползал… Все-таки — героическое прошлое. Не учи молодых нарушать дисциплину.
— А… — Демченко устроился поудобнее. Ему очень хотелось заглянуть туда, в угол палатки, к носилкам, стоящим на земле. — Дальше — обычное дело. Швырнул я свои две гранаты и назад — к машине. Сидят мои необстрелянные в беэмпешке, бледные, первую помощь «старикам» оказывают. Хотел я на них накричать, чтобы командирский голос был для них посильнее стрельбы душманской, да на часы поглядел. Елки-папки, всего пять минут прошло! Я-то думал, что больше часу в этой канаве кувыркаюсь. Смолчал… А тут в нашу корму «бурубахайка» уткнулась…
— Что уткнулось?
— Бурубахайка, — с удовольствием сказал Сергей. — Водички можно?
— Это от слова: «буру бахайр», — добавил Ренат. — Означает: «счастливого пути». И мне пару глоточков… Грузовики афганские мы так называем.
— Как говорится, на ловца и зверь бежит, — продолжал Демченко. — Взяли мы у доривара — шофера, значит, немного бензина, завелись…
— Сережа! Ванечка! — строго пропела Лена.
Старшему лейтенанту сразу вспомнилась школа, когда учительница так же одергивала расшалившихся учеников.
— Ванечка! Держись, милый. Немного осталось.
— Укол? — шепотом подсказал ей Григорий.
— Нельзя больше… Все. Я их и так сегодня… Коля, Антон! Быстро воды и салфетки! Оботрите ребят. Руки, ноги, грудь. Влажными салфетками… Воды не жалейте. Гриша, твой рассказы уже не помогают. Придумай что-нибудь. Полчаса осталось… Полчаса.
— Тут среди вещей чья-то гитара.
— Ой, ты играешь, Гришенька?
— Ты играешь. Все знают. Что у тебя с лицом?
— Обгорело, наверное.
— Теперь кожа облезет.
— Новая нарастет. Толстая, пуленепробиваемая, афганская.
— Ты давно здесь?
— Сто лет… Если считать по нормальному календарю — три месяца. Пойду за гитарой…
Она вернулась, села поближе к ребятам, так, что Григорий видел только ее профиль. Тронула струны:
Лена поняла, что начала хорошо. Подпевают. Это их песня. Пока она звучит — все эти ребята в бою. А уж там они держатся до последней возможности. До конца. И если поют — не будет обмороков, не покатятся бессильно зрачки под веки. Они будут здесь, как бы страшно, как бы больно ни было.
— Самолет заходит на посадку, тяжело моторами гудя…
Ренат плохо знал слова этой песни. Но мелодию вел точно, иногда выпевая только окончания слов. На перевязках терпелив. Тих и застенчив. Два пулевых ранения в руку и громадная — с голову теленка — гематома на груди: третья пуля ударила по касательной в бронежилет. Не без удивления Лена прочла в сопроводительных документах, что Ренат уже награжден медалью «За отвагу».
Резо с трудом выкарабкивался из наркотического забытья. Балансировал на грани между сном и явью. Он слышал песню, и ему вспоминалось, как он, опытный, бесстрастный сапер, без нервов, услышав в наушниках миноискателя сигнал, осторожно ввел в пыльную землю щуп… Он решил, что уже все знает и перед ним обычная мина, которых он за последний час обезвредил полтора десятка. А это была противосаперная ловушка — две металлические сетки в обычных полиэтиленовых мешках… Жало щупа легко проткнуло пленку и замкнуло контакты заряда. Прекрасная реакция спасла солдата — он упал за полсекунды до разрыва, услышав, несмотря на грохот идущей за саперами колонны, шорох тончайшего лепестка пластмассы по металлу. Услышал пальцами, обхватившими деревянную рукоятку, пятками ощутил — через землю, пыльную, сухую землю, которую топтал здесь, в Афганистане, полтора года, и которую все эти полтора года лечил от взрывчатой заразы. Лишь маленький осколок настиг его.