Наш маленький загородный домик ничуть не изменился с того момента когда я видел его в последний раз. Тем утром он нежился в лучах утреннего солнца, а теперь сверху на него давило пульсирующее грозовое небо. Как резко переменилась погода! Подумать только! Мама расплатилась с водителем. Мы вылезли из автомобиля. Она все так же прижимала меня к своей груди. Мы подошли к калитке, и мама отворила ее свободной рукой. Я слышал, как учащенно бьется ее сердце. Я спросил, как она себя чувствует, и мама ответила: «Все хорошо, не переживай, просто дорога немного утомила меня». Мы добрались до крыльца. Мама аккуратно опустила меня на деревянную лавку и принялась возиться с входной дверью. Замок не желал отворяться. Мне хотелось осмотреться по сторонам, но сделать это было проблематично. Единственное, что я мог делать, так это вращать глазами. От обрубка шеи теперь не было никакого проку. Слева от меня находилась поленница, и краем глаза я уловил возле нее какое-то движение. Я подумал, что мне просто показалось. Но нет, там действительно кто-то был. Из-за поленницы показалось перепуганное лицо. Сначала я его даже не признал. Ну конечно же! Палыч! Наверное, он еще издалека заприметил приближающийся автомобиль. Интересно, говорила ли ему мама что-нибудь насчет нашего сегодняшнего приезда? Палыч снова скрылся за поленницей, и больше я его не видел, однако чувствовал, что меня продолжают с любопытством разглядывать. Странно, но я не испытывал по этому поводу никакого дискомфорта. Хотя раньше очень смущался, когда видел, как на меня кто-то таращится. Мне всегда хотелось закрыть лицо обеими руками и отвернуться. И, может быть, даже что-нибудь выкрикнуть в адрес нахального наблюдателя. Мама наконец-то справилась с замком. Я услышал, как скрипнули дверные петли. Они всегда так скрипели, а у меня все не доходили руки до того, чтобы их смазать, хотя бытовка со всем для этого необходимым стояла в какой-то паре метров от крыльца. Я вспомнил про отца. Он никогда не откладывал домашних дел. Он вообще с радостью брался за любую работу. Мне даже стало немного стыдно, но я вовремя одернул себя. Мама подняла меня на руки, и мы вошли в дом. Внутри было прохладно. Мама спросила, не холодно ли мне, на что я ответил, что в самый раз. Она опустила меня рядом с рукомойником и сказала, что сбегает за дровами, печку все-таки стоит немного протопить, потому что, как ей кажется, внутри пахнет сыростью. Она пропала из моего поля зрения – вышла на улицу. А я вновь закрутил глазами – решил по возможности осмотреться. В нашем крохотном коридорчике точно ничего не поменялось за время моего отсутствия. Все те же желтые обои в цветочек, старый шумный рукомойник у меня над головой. С кухни доносился восхитительный запах жареного мяса с подливой. Мама готовила это блюдо превосходно. Слюнные железы в моем пересохшем рту активно заработали. В какой-то момент мне показалось, я мог в этом даже поклясться, что у меня заурчало в животе. Да, сейчас бы я с удовольствием стащил из кухонного буфета что-нибудь вкусненькое. Раньше, когда еще был жив отец, мама экспериментировала на кухне чуть ли не каждый вечер. После его смерти она крутилась у плиты разве что в выходные, только потому, что хотела порадовать меня. Ну а последний год открывала свою поваренную книгу лишь по какому-нибудь случаю или к празднику. И делала это с явной неохотой. В кухонном столе она хранила небольшой потрепанный блокнотик, куда раньше время от времени выписывала рецепты, которыми поделилась с ней соседка или услышанные по радио. Давно мама не открывала блокнот. Наверное, даже позабыла о нем. Но он продолжать находиться там, пускай и забытый своей хозяйкой, но только не мною.
Вернулась мама с охапкой дров. Правда, охапка была совсем небольшой – в ней уместилось от силы пять-шесть небольших полешек. Но этого вполне должно хватить, чтобы слегка протопить небольшую комнатку, в которой находилась старая кирпичная печка, да просушить нашу гостиную. Она бросила дрова на пол и метнулась ко мне. Мама спросила, не приключилось ли со мной чего дурного. Я ответил, что нет, все хорошо, пока ее не было, я осматривал нашу прихожую. Она улыбнулась и заметила, что не такая уж она большая, чтобы ее можно было осматривать, да и из мебели здесь почти ничего нет. Она подхватила меня на руки и отнесла в гостиную. Небольшой квадратный столик в центре, четыре стула, старый диван, привезенный когда-то из нашей городской квартиры, тумбочка с телевизором на ней. Это все, чем она была обставлена. Пожалуй, слишком бедно, для того чтобы называться гостиной, но нам здесь всегда нравилось. Раньше рядом с диваном стояло еще и кресло от какого-то совсем древнего комплекта мебели. Это было отцовское кресло. В нем он обычно читал свою газету или дремал после обеда. Совсем редко – курил. Мама не выносила запах табачного дыма. Она всегда начинала демонстративно кашлять и задыхаться, когда рядом кто-то курил. В общем, делала все, чтобы находящийся рядом курильщик в полной мере осознал ужас совершаемого им преступления и искренне устыдился этого. Мама опустила меня на диван. Она сказала, что пойдет быстренько растопить печку, и посоветовала мне не скучать в ее отсутствие. Мы улыбнулись друг другу. Минутой позже я уже слышал из-за стенки потрескивание разгорающихся полешек. А потом мы «приступили» к ужину, для которого, как я и думал, мама приготовила жареное мясо с восхитительно пахнущей подливой. Но за тот небольшой отрезок времени, что длился наш «праздничный ужин», она так и не отправила в рот ни единого кусочка. Она просто сидела и ковыряла вилкой у себя в тарелке. Я молча наблюдал за ней. В какой-то момент она не выдержала и в слезах выбежала из комнаты.