Вдруг Сергей понял, что это не он сам с собой говорит. Это не его слова. Не его мысли. Вся эта рефлексия была чужеродной ему, как вирус, проникший и разрушающий его изнутри. Надо было немедленно заканчивать с этим самокопанием и думать о конкретных следующих шагах.
Он остановился на углу, купил в уличном ларьке стакан семечек и пошел дальше, лузгая семки, как мальчишка из его детства на улице Ебурга, когда он был беден, одинок и счастлив, о чем не догадывался.
Город жил оживленной будничной жизнью. Такой характерной ростовской. Машин на улицах было много, но без пробок, как в Москве. Много «Жигулей». В Москве их теперь редко встретишь. Водители то и дело гудели друг другу, высовывались из окон и крутили у виска пальцами. Среди пешеходов особенно много было военных. Это в первую очередь бросалось в глаза. При этом большинство из них выглядели не охранниками банков, аптек, магазинов, выряженными для устрашения в военную форму, а настоящими военными — с «Калашниковыми», перекинутыми через плечо за спину дулом вниз.
Еще подъезжая к городу на такси из аэропорта, Алехин обратил внимание на колонны бронетранспортеров, танков и крытых зеленым брезентом грузовиков. «Удивительно, — усмехнулся он про себя, — что жители еще не роют противотанковые рвы и окопы, а в небе над Ростовом не висят аэростаты». Тогда было бы полное ощущение, что фашистские танковые клинья уже приближаются к окраинам города по шоссе от Таганрога. На какое-то мгновение Алехину показалось, что он явственно слышит рокот танковых моторов «панцервагенов» и даже видит перед глазами черные кресты в белой окантовке на их приземистых бортах и прямоугольных башнях из военных фильмов его детства, например эпопеи «Освобождение», которую смотрели всем классом. На секунду зажмурившись, он снова открыл глаза. Наваждение рассеялось. Танки, двигавшиеся навстречу, были высокими и без крестов. На них вообще не было никаких опознавательных знаков, кроме широких белых полос на бортах. Полосы проплывали мимо него, как гробовые крышки: одна, вторая, третья, четвертая…
Сочно пахнущие свежеотжатым подсолнечным маслом семечки вернули Алехина к жизни. И тут же он ощутил острый приступ голода. По пути ему попалось полуподвальное заведение с вывеской «Караоке-бар “Сергей Есенин”». Не останавливаясь, он прошел мимо и через блок-полтора увидел какую-то огромную позолоченную дверь, по обеим сторонам которой стояли два молодых человека в новенькой отутюженной казацкой форме времен «Тихого Дона». В руках у них были торчащие вверх шашки наголо, а на головах — широкие черные каракулевые папахи. Выглядели они как-то странно. Что-то во всем этом антураже было настолько не вяжущееся ни с Ростовом (в его представлении), ни с каким другим знакомым ему русским городом, тем же Ебургом или Тверью, что Алехин остановился и спросил часовых, не ресторан ли это и нельзя ли здесь перекусить.
Один из казаков вложил шашку в ножны, попросил у Алехина закурить и, услышав в ответ, что приезжий человек некурящий, просветил его, что это клуб и в нем есть и бар и ресторан, только они, как и клуб, открываются через час и будут работать всю ночь напролет.
— Какой клуб? — поинтересовался Алехин.
— Мужской. «Голубой Дон».
— Понятно, — Алехин улыбнулся, поделился с охранниками семечками, отдал им честь, взяв под козырек воображаемого кивера, и через десяток метров свернул налево, на площадь с большим собором с золочеными куполами с одной стороны и забегаловкой под вывеской «Надежда» — на противоположной. Туда он и направился.
«Вера и надежда тут на площади, а любовь — за углом, как и положено», — заключил про себя Алехин и только теперь понял, что так резануло его в облике казачков — оба были без усов и с напомаженными ярко-вишневыми губами.
Алехин покачал головой и улыбнулся — впервые с тех пор, как утонула его яхта вместе с Галей и армянскими ковбоями. Случайная встреча с ряжеными казачками, несущими караул у дверей «Голубого Дона», и нарастающее с каждой минутой чувство голода вернули его к жизни. Он больше не думал о самоубийстве.
«Все по порядку, — открывая дверь «Надежды», Алехин вырабатывал план ближайших действий. — Сначала перекусим, потом достанем военный билет, потом узнаем правду, потом проснемся — разберемся и…»
Параллельно бегущая и более не путающаяся другая мысль уже подсказывала ему, где в этом городе можно приобрести военный билет.