Через какие-нибудь пятьдесят пять секунд мы должны были потерпеть кораблекрушение. Но капитан не растерялся: он приказал дать полный ход, и мы врезались в землю. Судно остановилось так внезапно, толчок был так силен, что обелиск бросило вперед, он проскочил через дыру в носу и упал в море. Как только обелиск свалился в воду, пароход стал настолько легким, что всплыл над подводными камнями, и мы легко прошли через мель. Когда пароход врезался в землю, от толчка один матрос свалился в воду. Заметив, что недостает одного человека, мы вернулись назад и быстро нашли его. Дело было так. Когда обелиск свалился в море, его нижний конец, толстый и тяжелый, сразу опустился на дно. Коснувшись дна, он принял стоячее положение, на пять с половиной футов выдаваясь над водой. Свалившийся за борт матрос поплыл на обелиск.
Это был длинный красивый обелиск, египтяне глубоко вырезали на нем свои иероглифы, и матрос легко цеплялся за них руками и ногами, и когда мы подъехали к матросу, чтобы снять его, он сидел высоко на остром конце обелиска. Конечно, можно пожалеть, что обелиск остался в море, и надо полагать, он стоит там до сих пор, — я что-то не слыхал, чтобы компания пыталась поднять его.
Капитан Бэррис сунул в рот свою трубку и взглянул на капитана Дженкинсона, который вынул трубку и начал:
— Мой рассказ будет про акулу. Мы проходили мимо берегов Ньюфаундленда, время было летнее — в июле, но в море было много льда, и мы попали в самую гущу айсбергов. Невдалеке от нашего судна мы заметили один айсберг, который показался нам таким интересным, что капитан и три матроса подплыли к нему в шлюпке, чтобы получше рассмотреть. Лед был настолько чистый и прозрачный, что можно было видеть насквозь. Прямо посредине этой ледяной глыбы, не больше как в трех футах от линии воды была видна крепко замурованная во льду огромная страшная акула, футов четырнадцати в длину — настоящий пожиратель людей. «Черт возьми! — сказал капитан. — Первый раз в жизни вижу такие чудеса. Непременно надо достать эту акулу!» Тут один из матросов говорит, что ему показалось, будто акула моргнула глазом, но капитан не поверил ему и ответил, что акула эта сама как кусок льда и моргать ни в коем случае не может. Видите ли, капитан этот был неглупый человек, и он знал, что киты — теплокровные животные, они замерзают, если их замуровать в лед, но он забыл, что акула не кит и что она животное с холодной кровью, как лягушка. И бывали случаи, когда лягушка, замурованная в скале, оставалась живой тысячи лет, как бы ни было холодно, и когда скалу разбивали, из нее выпрыгивала лягушка. Но, как я уже сказал, капитан забыл, что акула — животное с холодной кровью Вы, сударыни, как женщины и хозяйки, прекрасно знаете, что если взять иголку и загонять ее в кусок льда, то лед расколется. У капитана была с собой иголка для шитья парусов, и он начал загонять ее в лед, туда, где была акула, и ледяная глыба раскололась. И как только лед треснул, капитан понял, что матрос был прав: акула только взмахнула хвостом и быстрее молнии скрылась в море.
— Вот небось обрадовалась! — воскликнула Дорка, забыв о предыдущем рассказе (настолько сильно она была увлечена).
— Да, — сказал капитан Дженкинсон, — акула-то обрадовалась, да капитану пришлось горько. Акула эта, может быть, голодала уже тысячу лет, и, конечно, она сразу проглотила капитана.
— И правда, с вами, моряками, случается немало удивительных приключений. Самое удивительное в них то, что все они правдивы, — сказала вдова.
— Да, — подтвердила Дорка, — это самое удивительное!
— Но вы вряд ли могли бы подумать, — продолжала вдова Дэккет, переводя взгляд с одной скамейки, на которой сидели моряки, на другую, — что я тоже могу рассказать о приключении на море. И, если хотите, я расскажу.
Капитан Бэрд посмотрел на нее с некоторым удивлением.
— Было бы желательно послушать вас, сударыня, — сказал он. — С удовольствием послушаем.
— Да, да! — сказал капитан Бэррис, а остальные подтвердили это дружным кивком.
— Дело было давно, — начала миссис Дэккет, — когда я еще жила на берегу залива. Мужа моего в ту пору не было дома. Однажды утром моя золовка, которая жила на другом берегу залива, передала мне с одним парнем, проезжавшим мимо моего дома верхом на лошади, просьбу одолжить ей немного керосину для лампы. Эту лампу она всегда ставила на окно, когда ее муж уходил в море ловить рыбу. Она обещала вернуть мне керосин, как только достанет. Парень должен был заехать ко мне на обратном пути, чтобы отвезти керосин золовке, но он так и не заехал, а может быть, совсем и не возвращался назад. Часов в пять вечера я уже начала беспокоиться — я хорошо знала, что если у моей золовки не будет к вечеру керосина для лампы, то к полуночи у нее может не быть мужа. И я сказала себе: «Я во что бы то ни стало должна доставить ей керосин». Конечно, я не знала, что может случиться, но выход был только один: сесть в лодку и отвезти керосин золовке. Обойти по суше залив было невозможно — не хватало времени. Но беда в том, что я так же умела управлять лодкой, как вы, моряки, умеете крахмалить белье. Однако размышлять долго не приходилось. Я налила в жестянку галлон керосину, чтобы ей хватило надолго, пошла на берег залива, отвязала лодку, поставила в нее жестянку, села сама и оттолкнулась от берега. Когда я уже находилась примерно в четверти мили от берега…