маленькие капельки воды на потолке. Пыльная земля превратилась в
узелковый ковер.
А Стервятник – в Него. Моего отца.
Глаза узкие, как щелочки, кулаки толстые, как кожаные ремешки,
дыхание горячее и влажное. Его челюсть, запах, пот: он нашел меня.
Он занес кулак, и я поняла, что все начинается по новой. Это никогда
не прекратится, он не оставит меня в покое, а мне не удастся сбежать.
И Блу никогда не будет в безопасности.
Весь мир потемнел и замер.
Я и не поняла, как дотянулась до ножа, пока он не оказался глубоко
между его ребер.
Тишина. Это все, что я когда-либо слышала. Каждый раз, когда я
убивала. Каждый раз, когда мне приходилось убивать. Если Бог есть,
думаю, ему нечего сказать на этот счет.
Если Бог есть, он давным-давно устал за нами наблюдать.
В палате, где собираются казнить сына Файнмэна, стоит тишина,
прерываемая лишь редкими щелчками камер и гулом слов
священника: «Но когда Авраам увидел, что Исаак стал
нечистым, он попросил в сердце своем о защите…»
Чистейшая, незапятнанная тишина: как что-то замаскированное,
утаенное и недосказанное.
Тишина, нарушаемая лишь скрипом моих кроссовок по линолеуму.
Доктор в раздражении оборачивается ко мне. Он растерян. Мой голос
в этой огромной, просторной комнате звучит незнакомо.
Первый выстрел раздается слишком громко.
Я вспоминаю, как годы назад я сидела рядом с Тэком, когда его
только-только нарекли этим именем. Помню тлеющие угольки золы в
дровяной печи и тяжесть Блу на моих руках, которая теперь дышала
спокойно. В соседней комнате забылись глубоким сном остальные, а
где-то над нашими головами ветер шуршал листьями деревьев.
- Ты вернулся, – сказала я. – Я не думала, что ты вернешься.
- Я и не собирался, – признался Тэк. Он выглядел совсем иначе в
одежде, которую Грэндпа отыскал для него в кладовой – более юный,
более тощий. Его глаза были темными и бездонными. Я подумала, что
он красив.
Я прижала Блу к себе покрепче. У нее все еще был жар, и она часто
ворочалась во сне. Но ее дыхание наладилось и выровнялось; из
груди больше не вырывались приглушенные хрипы. Впервые в жизни
я осознала, что я одинока. Не только в хоумстиде, где все были
заняты вопросами выживания, а не налаживанием дружеских связей:
многие живущие здесь были гораздо старше меня, слегка
ненормальными или же просто держались поодиночке. Еще до этого.
В Ярмуте у меня никогда не было друзей. Я не могла позволить себе
дружить с кем-то, не могла допустить, чтобы кто-то увидел, где я живу.
Я не хотела, чтобы кто-нибудь обращал на меня внимание или
задавал вопросы.
Одна. Я была одна всю свою жизнь. – Почему ты передумал?
Он слегка улыбнулся:
- Потому что знал: ты думала, я просто сбегу.
Я в изумлении уставилась на него. – Ты пересек Границу, ты рисковал
жизнью – чтобы доказать мне, что ты прав?
- Нет, – сказал Тэк. – Чтобы доказать, что ты не права.
Он улыбнулся шире. Его волосы пахли дымом от костра. – Мне
показалось, ты того стоишь.
И он поцеловал меня. Наклонился и коснулся губами моих; Блу была
между нами, хранимая, точно секрет, и в тот миг я поняла: я больше не
одна.
- Как ты…? – Лина запыхавшаяся, побледневшая. От шока, наверное.
Ладони исцарапаны, на куртке кровь. – Откуда ты…?
- Позже, – отвечаю я, чувствуя жалящую боль от пореза на щеке. Меня
обдало фонтаном из стекла, когда Лина решила прорваться через
смотровую площадку, но все легко поправимо с помощью пинцета.
Повезло, что не задело глаза.
Вблизи Джулиан выглядит не так, как на всех печатных изданиях АБД.
Юный, немного грустный и похожий на переростка – как щенок,
требующий внимания, или даже пинка.
К счастью, он не задает вопросов, просто быстро и молча следует за
мной. Должно быть, он привык повиноваться. Если бы не Лина, если
бы она не пошла против правил – игла впилась бы ему в руку, и он
был бы мертв. Для нас это было бы к лучшему – и для Сопротивления
тоже.
Нет смысла думать сейчас обо всем этом. Лина решила вмешаться, и
я поддержала ее.
Это то, на что ты готов ради своей семьи. На все.
Мы покидаем клинику через аварийный выход по пожарной лестнице,
ведущей прямо в маленький дворик, который я обнаружила раньше.
Пока все хорошо. Позади меня Лина учащенно и тяжело дышит, но
мое дыхание ровное и спокойное.
Это моя любимая часть истории: побег.
Тэк ждет нас в фургоне на Двадцать четвертой улице, как мы и