удостоверение. Оно старое, покрытое пятнами, и фотография на нем
практически неразличима – что, в общем-то, нам на руку, потому как
его настоящий владелец, доктор Говард Риверс, был на двадцать
фунтов тяжелее и десять лет старше, чем Тэк.
Опять же, Говард Риверс на самом деле был не Говардом Риверсом, а
Эдвардом Кауффманом, уважаемым доктором из Мэйна, работавшим
над тем, чтобы уберечь от делирии наши дома и школы. У доктора
были связи в аппарате губернатора, который финансировал
медицинские центры в самых бедных частях города. Тем не менее, в
тайне он являлся противоречивой личностью и крайне радикальным
членом сопротивления и был известен тем, что подпольно делал
аборты неисцеленным, которые забеременели и отчаянно пытались
это скрыть.
Он годами создавал фальшивые удостоверения для ненастоящих
докторов, помогая таким образом увеличить поставку медикаментов и
антибиотиков в Дебри.
Настоящий Эдвард Кауффман мертв – уже два года. Он был пойман
полицейскими во время оперативного эксперимента и казнен через
две недели. Но большинство из его фальшивых имен и удостоверений
личности уцелело. И они до сих пор в обиходе.
Тэк крепит ламинированную карточку к пиджаку: – Как я выгляжу?
- Как врач, – отзываюсь я.
Он смотрится в зеркало заднего вида и безуспешно пытается
пригладить свои волосы.
- Не забудь, – напоминает мне Тэк. – Парковка на Двадцать четвертой
улице. Я буду ждать вас там.
- Хорошо, – я стараюсь игнорировать странное ощущение у себя в
животе: большее, чем тошнота. Это нервное. Ненавижу нервничать,
это проявление слабости. Это напоминает мне о прошлом, о звенящей
тишине моего старого дома и назревающей, растущей буре отцовского
гнева.
Каждый раз, убивая кого-либо, я представляю себе его лицо.
- Будь осторожна, Рэй. – На секунду я вижу перед собой Майкла,
мальчика, которого больше никто не может видеть. Лицо открытое, как
у ребенка. Испуганное. – Лучше бы ты предоставила всю трудную
работу мне.
- А мне тогда какое удовольствие? – приложив ладонь к губам, я кладу
ее на грудь Тэка. Это наш знак. Ни один из нас не отличается
сентиментальностью, да и к тому же, это слишком рискованно –
целоваться здесь, в Зомбилэнде. – Увидимся на той стороне.
- На той стороне, – эхом откликается он и, выскользнув из фургона,
быстрым шагом пересекает улицу.
Я отсчитываю шестьдесят секунд, привожу в порядок свою одежду,
повернув зеркало, осматриваю зубы. Нащупываю спрятанный в
кармане куртки пистолет и проверяю карманы джинсов. Все в порядке.
Все на месте. Отсчитываю еще шестьдесят секунд, что помогает мне
справиться с нервами. Бояться нечего.
Я знаю, что я делаю. Мы все знаем. И очень хорошо.
Иногда я представляю, как я и Тэк рушим весь план – проигрываем
войну, всю эту борьбу, противостояние. Говорим «прощай», «увидимся
нескоро». Мы отправляемся на север и там сооружаем свой хоумстид,
вдали от всех и вся. Мы умеем выживать. Мы смогли бы. Ставили бы
ловушки и силки для дичи, удили рыбу, выращивали овощи.
Обзавелись бы целой кучей детишек и представляли бы, что другого
мира не существует. Пусть он хоть взорвется, мне все равно.
Мечты.
Прошло уже больше двух минут. Я открываю дверь фургона и
спрыгиваю на обочину тротуара. От дождя не осталось и следа –
теперь на улице стоит туман, а по водостоку по-прежнему хлещет
вода, унося с собой смятые кофейные стаканчики, окурки, рекламные
листовки.
Когда я толкаю входную дверь клиники, то словно попадаю в другой
мир: плотный зеленый ковер, начищенная до блеска фурнитура,
огромные настенные часы, отсчитывающие время. Не самое худшее
место, чтобы умереть, как по мне.
Тэк стоит у стойки ресепшен, постукивая по ней пальцами. Он
вскользь оглядывает меня, когда я вхожу в помещение.
- Прошу прощения, доктор, – лаборантка, сидящая за столом, яростно
жмет на кнопки телефона. Ее толстые пальцы унизаны тяжелыми
кольцами, глубоко врезающимися ей в кожу. – Проверка сегодня?
Должно быть, какая-то ошибка…
- Это запланированное мероприятие, – произносит Тэк голосом
старого располневшего исцеленного. – Все клиники подлежат
ежегодной контрольной…
- Извините! – подойдя к стойке, я громко прерываю его. Я немного
изменяю походку, просто для забавы. Мы с Тэком позже посмеемся
над этим. – Извините, – повторяю я чуть громче. Слишком громко для