— Хорошо.
— Я честно говорю.
— Я понял.
Она уставилась на меня и кажется сердитой. Или виноватой?
— Не стану проникать в твое сознание. Я доверяю тебе.
На какой-то мимолетный миг Кара опускает глаза, а затем разворачивается, чтобы уйти.
— Нам необходимо закончить дело, — произносит она.
— Мы это уже сделали. На Юстисе Майорис. Теперь осталось только убрать за собой.
— Но у вас была догадка, — говорит она. — Ваши инстинкты подсказывают, что он здесь.
Кара, мне крайне неприятно унижаться в твоих глазах, но скорее всего я просто занимался самообманом. Мне хотелось покончить с Молохом, а мысль о тяжкой рутине, ожидающей на Юстисе, была слишком непривлекательна.. Вся эта погоня превратилась в «замещающую деятельность», я просто оттягивал неизбежное. Да, у меня возникла догадка. Но только догадка, а они далеко не всегда ; оказываются верны.
— Ваши — всегда, — произносит она.
Трон, эти слова теперь будут преследовать меня.
— Не на сей раз. Молоха здесь нет. Моя догадка оказалась пустым звуком. Пора остановиться и заняться чем-нибудь полезным.
Глава четвертая
Обнаженный Орфео Куллин лежал ничком на суспен-зорной кушетке, позволяя граферу закончить работу над последним деянием, которое тот изображал на его пояснице. Куллин находил весьма стимулирующим легкое покалывание и пощипывание игл графера. Покой давал ему время и свободу для размышлений. Едва заметная боль подстегивала ход его мыслей. Разум казался огромным работающим мотором, который, не сбавляя оборотов, позволял извлечь пользу даже из отдыха. Время подумать, приглядеться, шаг за шагом обойти всю проблему и изучить ее со всех сторон.
— Мой опыт гласит, — вслух произнес он, — что в Империуме полно дыр, и весь фокус только в том, как обнаружить эти дыры и как воспользоваться ими.
Не отрываясь от своих стальных игл и иногда обмакивая их в горшочки с чернилами, выставленные рядком возле его коленей, графер пробубнил что-то в ответ. Он не понимал слов Куллина, поскольку тот говорил на идрише, одном из диалектов Мутных Звезд. Графер подумал, что его клиент просто пробормотал какую-то молитву об избавлении от боли. Люди часто воспринимали уколы игл как невыносимое мучение.
— Я хочу сказать, что миллиарды и миллиарды жизней управляются и контролируются бюрократией, достигшей невероятных размеров. Понимаете, нужно только найти пустые места. Бреши. Вам нельзя разрушать систему, поскольку это обнаружит вас. Достаточно заполнить пустые места в структуре и исчезнуть.
Графер снова что-то буркнул.
Куллин покачал головой. Дураки, болваны. Все они были дураками и болванами. Все, кроме Молоха и Рейвенора. Ради обманчивого грядущего ему пришлось влезть в текущее дело. С этой задачей могли справиться всего несколько человек. Но он оказался единственным претендентом. К тому же ожидалось вознаграждение. И какое вознаграждение!
Тихо загудела периметральная сигнализация эксклава. Люциус Уорна поднялся и отправился проверять. До того огромный охотник за головами с изуродованным шрамами лицом, которого на службу Куллину привели судьба и стечение обстоятельств, неподвижно восседал в темном углу комнаты, подобный каменному идолу. Орфео восхищался исключительностью Уорны, хотя и предпочитал обычно работать с более изящными, тонкими инструментами. Но порой трудно было обойтись без грубой физической силы и огневой поддержки, какую мог предоставить только такой зверь, как Уорна.
Через минуту или около того охотник за головами снова возник в дверях продолговатой комнаты, сопровождаемый Лейлой Слейд и самим Молохом. На сквозняке затрепетало пламя свечей.
— Лейла! Зигмунд! — воскликнул Куллин, поднимая взгляд.
— Это называется — занят делами? — спросила Слейд, усмехаясь. — Занят тем, что валяешься с голым задом?
— Не издевайся, Лейла, — засмеялся Куллин, — Этот добрый сэр с иголками уже почти закончил работу.
Они разговаривали на низком готике, поэтому графер смог их понять.
— Да, я уже почти закончил, — подтвердил он.
Лейла кивнула.
— Легализуешь нас? — спросила она своего господина на идрише, и Молох уставился на нее.
— Именно так,— ответил на том же диалекте Куллин.— Деяния, касающиеся эксклава, переносятся на мою кожу. Совершенно законно и по всем правилам. Благодаря его работе мы станем невидимками для системы.
Законы Танкреда, касавшиеся права собственности, были Древними и грубыми. Любое владение — землями, жильем, рабами и другим имуществом — считалось действительным только после того, как информация вытатуирована на коже владельца. Гражданину было необходимо перенести всю информацию о своих легальных делах, чтобы правительственные органы предоставили ему право владения. Гильдия граферов являла собой древнюю и уважаемую организацию, державшую офисы в торговых кварталах. Когда дела были уже переданы, существующие татуировки затемнялись. Стать «затемненным» означало разориться илиже быть лишенным наследства. Некоторые безжалостные, но преуспевающие землевладельцы приходили в легислатуру, надев на себя, подобно плащам, сухую шелестящую кожу тех, кому наследовали.
Эксклав представлял собой небольшой комплекс башен и домов, расположенный в северном конце центральной городской улицы. Куллин владел им в течение уже двадцати лет, начиная с того времени, как ему потребовалось провернуть здесь одно дело, но все это время необходимые деяния украшали спину сенешаля, которому за это платили. Орфео вернулся, чтобы взять владение в свои руки, и рассчитался с сенешалем, которому затемнили деяния. Теперь Куллин ждал, пока их перенесут на его собственное тело. Сенешаля хорошо вознаградили за службу. А затем Люциус Уорна убил его и уничтожил тело. Куллин не любил бессмысленный риск.
— Мы почти завершили,— произнес Орфео на идрише.
— Хорошо, поторопись. Нам надо с тобой кое о чем поговорить, — ответил Молох.
Он подошел к кушетке и окинул взглядом иглы графе-ра. При этом Зигмунд также разговаривал на идрише.
— Друг мой, — посмотрел на него Куллин, — я и понятия не имел, что вы тоже знакомы с этим диалектом.
— Я с ним не знаком. Но разобраться в нем оказалось достаточно просто.
— Услышав всего несколько фраз?
— Орфео, мне кажется, что вы до сих пор меня недооцениваете.
— Он удивителен! — эмоционально произнесла Лейла. — И проделывает такие трюки с оружием, словно...
— Что?
— Да ладно. Ничего.
— Все готово, — произнес графер на низком готике, поднимаясь.
— Благодарю вас, — ответил Куллин, вставая с кушетки и подбирая одежду.
— Осталось только разобраться с вопросом оплаты, сэр, — учтиво напомнил графер.
Позвольте рассчитаться мне, — сказал Молох на идрише.
Он взвесил в руке иглу, а затем легким щелчком метнул ее. Она пронзила правый глаз графера прямо сквозь слезную протоку, выступая оттуда, словно очень длинная ресница. По телу графера пробежала дрожь. Окрашенная чернилами слеза прокатилась по его щеке. Мужчина рухнул на колени, а после сложился пополам, ударившись лицом о плиточное покрытие пола. Лейлу Слейд передернуло.
Удар вогнал иглу по самую верхушку.
— Вполне хватило бы и монет, — спокойно заметил Куллин, и Люциус Уорна разразился глубоким, мерзким смехом.
— Мне бы хотелось серьезно с вами поговорить, Орфео, — проговорил Молох, присаживаясь.
— Звучит зловеще, — ответил Куллин. — Желаете выпить?
— Секума, — сказал Молох. Орфео кивнул Лейле.
— Принеси сразу для всех, — сказал он.
— А что насчет?.. — спросила Слейд, глядя на труп графера, застывший, словно в молитве.
— Сомневаюсь, что он тоже захочет выпить.
— Я хотела сказать...
— Знаю, Лея. Уберемся позже. Вначале надо выслушать, что хочет сказать Зигмунд.