Как она могла рассказать ему? Как она могла попросить его?
— Ты в порядке?
Кара рывком обернулась к Вистану Фрауке, стоящему в дверях.
— Прости. Ты напугал меня,— произнесла она.
— Я увидел, что здесь горит свет, — пожал плечами
Фраука. — Ты в порядке?
— Голова немного побаливает, — призналась она, Фраука бросил недокуренную лхо-папиросу на палубу и, раздавив окурок каблуком, вошел в лазарет. Там он открыл шкаф со стеклянными дверцами и достал из него пузырек с капсулами.
— Вот эти штучки великолепно помогают, — сказал он.
— Это обезболивающее?
Он нахмурился, словно никогда не задумывался над этим.
— Думаю, да. Синие пилюльки сильнее всего, но вызывают забавные глюки и сушняк. Можно сказать, что они просто «перекрикивают» головную боль.
— Не знала, что ты страдаешь от головных болей, — сказала она, принимая пузырек из его рук.
— Ну...— протянул он.
— Человеку, страдающему от мигреней, я могу посочувствовать, — сказала она. — В противоположность, скажем, человеку, тайно экспериментирующему с лазаретной аптечкой.
— Значит, будем называть это мигренями, — с мудрым видом кивнул Фраука, — и не станем больше возвращаться к этому вопросу. Я только хотел помочь.
Он повернулся к двери.
— Извини, — окликнула его Кара. — Извини. Прости меня. У меня действительно очень сильно болит голова. Скажи, Вистан, твоя жизнь ведь довольно тосклива?
— Есть и свои радости. — Тупилыцик пожал плечами. — Как правило, они довольно непродолжительны и интенсивны. Но в остальное время... Короче, спасибо, что обратила внимание.
Кара набрала в стакан воды из-под ржавого крана и вытряхнула несколько капсул на ладонь.
— Две?
— Сам я обычно глотаю сразу три или четыре, — печально сказал он, потирая широкую грудь. — Но у меня и масса тела побольше, да и с утра дел не слишком много. Она рассмеялась и проглотила две капсулы.— Как мальчик? — спросила Кара.
— Почему бы тебе самой его не проведать?
Он провел ее по короткому соединительному коридору к маленькой комнатке, примыкающей к лазарету и хирургической палате. Только одна из шести кроватей была занята. Бледный, исхудавший Заэль лежал на ней в своем бесконечном сне, подключенный к системам жизнеобеспечения и биомонитору. Возле его кровати стояли единственный стул и тумбочка, на которой покоились лампа, информационный планшет и блюдце, полное окурков.
— Есть какие-нибудь изменения? — прошептала Кара.
— Ага. Он проснулся и принялся танцевать. Совсем забыл тебе рассказать.
— Трепло! — прошипела она с усмешкой.
— Когда он проснется, боюсь, я буду тосковать. — Фра-ука произнес эти слова с удивившей ее грустью. — Кто тогда будет слушать мои истории?
— Тебе чего-нибудь принести? — спросила она, но Фра-ука только покачал головой. — Что ж, спокойной ночи и... спасибо.
Она ушла. Фраука подошел к стулу и уселся на него, прикурив лхо-папиросу и включив планшет. Мерцание монитора отразилось на его лице.
— Так, где я остановился? — произнес он. — Ах да... «Ее розовые соски напряглись от возбуждения. Она запищала от восхищения, когда его набедренная повязка упала на палубу. Очень медленно он...»
— У тебя кровь из носа идет.
— Что?
— У тебя кровь из носа идет.
— Проклятие! — произнес Фраука, поднося палец к верхней губе.
Он отложил информационный планшет, раздавил папиросу в блюдце и извлек из кармана носовой платок. Вы-терев нос, он уставился на замаранную ткань. Кровь у него шла уже не в первый раз. Старые пятна казались налетом ржавчины.
— Не сильно. Уже прекратилось.
— Но все-таки шла.
— Да. Ну и что? — Он убрал платок и пару раз шмыгнул носом.
— Что?
— Да, что? — Фраука достал новую лхо-папиросу. —
Что? Почему ты спрашиваешь?
— Я жду ответа.
— Она просто шла. Заткнись уже.
— Без причины кровь из носа не пойдет.
— А я уверен, что так бывает. И в моем случае, сынок, я просто неудачно в нем поковырялся.
— В обеих ноздрях сразу?
— Окажи мне услугу. Заткнись. Я читаю.
— Мне уже надоели эти бесконечные грязные рассказы.
— А вот мне — нет, — отрубил Фраука, снова поднимая планшет. — «Ее полные груди были столь же белыми и округлыми, как и...» — Он опустил планшет и посмотрел на мальчика.— Ты хоть знаешь, что я должен сделать, если ты проснешься?
— Да. Я ощущаю тяжесть пистолета в твоем кармане и тяжесть обещания, данного тобой Креслу, в твоей голове.
— Ладно...
Последовала долгая пауза.
— Я неприкасаемый, — произнес затем Вистан. — И не существует никакой возможности для тебя ощутить что-нибудь в моей голове.
— И все же?
— Заткнись. Где я там остановился?
— Что-то там о грудях?
— Верно. Точно.
— Ты хоть понимаешь, что больше не можешь доверять ни одному из них? Понимаешь? Слишком много грязных историй. Слишком много тайн. Кара, Тониус, Бэллак, Шейл...
— Поэтому-то я никому и не скажу. А ты?
Мальчик недвижно, точно мертвый, лежал на кровати.
Верно... где я там остановился?
Она направлялась по центральному коридору к мости-когда появился Белкнап.
— Привет, — сказала она.
— Все еще «просто проходишь мимо»? — спросил он. Кара кивнула.
— Шолто уснул. Слишком много «тупиловки». Знаешь, а у него много забавных историй. Не поверишь, но он полагает, что в его роду были...
— Мне страшно! — резко перебила она.
Он посмотрел на нее. Объяснять причины не было необходимости.
— Пойдем в лазарет.
— Не могу. Я должна быть на мостике. Сеанс связи через пять минут.
— Хорошо. Не беспокойся. Проверь системы. А я пока схожу все настрою, а затем вернусь за тобой.
Она снова кивнула.
— Все будет хорошо, — сказал он, беря ее ладони, складывая их в знамение аквилы и прижимая их к ее груди. — Не теряй веру.
Белкнап поцеловал Кару, и она с такой силой обняла его за шею, словно собиралась сломать ее.
— Через десять минут, — произнес он, высвобождаясь.
И они разошлись.
На мостике обнаружился Файфланк, он сидел на месте главного рулевого и проводил какие-то непонятные системные проверки. Когда вошла Кара, человекопес поднял на нее взгляд и что-то прорычал, а затем вернулся к своей работе.
Кара села за вокс-терминал, потерла глаза обеими ладонями и сделала глубокий вдох.
Пульт засветился. Автоматика пробудила системы. Руны вспыхнули и побежали по главному коммутационному экрану. Кара подождала, пока успокоятся графики, а затем ввела код связи.
Гнездо жаждет Коготь, — напечатала она. — С неба, со звезд друзей голоса.
Последовала пауза. А затем на экране возникли слова.
Слишком устал я для глоссии, Кара. У нас все в порядке. У нас есть одна наводка, возможно, нам повезло. А у вас как дела?
Все отлично, — напечатала она.
Хорошо. Еще поговорим с тобой через три часа. Доброй ночи, Кара.
И вам, Гидеон, доброй ночи.
Глава четверимая
Беринт (темный, грязный, уродливый улей, прилепившийся к юго-западной оконечности второго по размерам континента Утохра) окружали пять десятков добывающих станций, изрыгающих дым. Все это скопление жилых и промышленных зданий, раскинувшееся более чем на десять тысяч километров в диаметре, нельзя было разглядеть с орбиты. Нельзя было увидеть с «Аретузы». Нельзя, поскольку небо Утохра затягивали ядовитые тучи. Большую часть поверхности суши и обоих океанов покрывала корка льда, а облачный покров представлял собой плотную, непроницаемую завесу, благодаря которой зима продолжалась уже тридцать тысяч лет. Астрономы винили в этих отвратительных погодных условиях столкновение с одной из меньших лун.