Пэйшенс тяжело опустилась на койку.
— Куда мы отправляемся? — спросила она.
— Гудрун.
— Зачем?
— Там, как мы полагаем, прячется Молох.
— Зачем? — повторила она.
— Я сказал что мог. Послушай, у меня еще много дел.
— Тогда дай мне поговорить с Карой.
На его лице возникло странное выражение.
— Я загляну к тебе попозже, — сказал он.
Она немного поспала. Как и предупреждала Кара, сны оказались не слишком хороши. В грезах ее постоянно преследовал шепот, напоминающий зловещие голоса Ведьми-ного Дома.
Тониус вернулся спустя шесть часов с новым подносом и забрал первый. Пэйшенс села за еду.
— Ты меня выпустишь? — спросила она.
— А ты не убьешь Заэля? Она пожала плечами.
— Тогда увидимся утром.
— Где Кара?
С большой неохотой он рассказал ей о том, как Кара проникла на «Милашку», чтобы добыть для них необходимую информацию, и так и не вернулась. Эти новости повергли Пэйшенс в шок. Вслед за оглушившей ее гибелью Рейвенора беда с Карой Свол выглядела просто подлостью со стороны судьбы. Кыс зашлась в безутешных рыданиях, подхлестываемых чувством полной беспомощности. Тониус выжал из себя несколько фальшивых слов утешения, а затем оставил ее одну.
Кыс проплакала несколько часов кряду. Ее сотрясали такие рыдания, что казалось, будто она изливает из себя скорбь не только собственную, но и ту, которую испытал бы Рейвенор, потеряв Кару.
Следующие десять дней были похожи один на другой. Карл Тониус два раза в сутки появлялся в ее камере, приносил еду и питье, а иногда и книгу или информационный планшет, которые она даже не пыталась читать. Она просила, чтобы ее выпустили, а он интересовался, не причинит ли она зла Заэлю. Она умоляла воспринять ее слова всерьез, а он говорил, что ей необходимо отдохнуть и расслабиться.
Всегда приходил только Тониус. Он ни разу не допустил ошибки, прислав вместо себя Белкнапа или Фрауку, которых она без всяких раздумий попыталась бы убедить силой. Карл был очень проницателен. Он явно понимал ее намерения, как понимал и то, что ему самому она ничего не сможет сделать. В этом-то он разбирался.
Не посылал он вместо себя ни Плайтон, ни Ануэрта. Кыс догадывалась, что Карл не доверяет им и опасается, что они не одобрят его решение.
Пока его не было, в камере воцарялась полная тишина, если, конечно, не считать гула двигателей. Время от времени Пэйшенс задумывалась над тем, не попытаться ли снова открыть дверь, чувствуя, что ее силы достаточно восстановились, чтобы управиться с замком. Но память о шепчущем голосе всякий раз останавливала ее.
Сам голос, к счастью, больше не возвращался, хотя на краю ее сновидений всегда присутствовали посторонние шорохи, а пробуждаясь, она неоднократно слышала смех, доносящийся откуда-то издалека.
На двенадцатый день по судну прошла дрожь, а рев двигателей сменил тональность. Кыс поняла, что они перешли в нормальное пространство. Карл появился спустя два часа, но выглядел очень озабоченным и пробыл недолго. Задержался он только для того, чтобы сказать ей, что она очень мало ест. Забрав предыдущий поднос, он вышел из камеры и закрыл дверь.
После этого к ней больше никто не приходил.
Гул двигателей прекратился, и «Аретуза» погрузилась в безмолвие. Кыс ходила из угла в угол. Ждала. Тишина угнетала ее. Абсолютная тишина, нарушаемая только редкими поскрипываниями и постанываниями корпуса.
Когда время следующего посещения прошло, но никто не появился, Кыс допила воду и доела остатки пищи, принесенной в прошлый раз. Страх лишал ее аппетита все предыдущие одиннадцать дней. Сейчас же ожидание вызывало неутолимый голод.
С наступлением тринадцатого дня ее заточения она набросилась на дверь, замолотила по ней кулаком и стала орать. Она занималась этим несколько минут.
Никто не отзывался.
Напуганная, она скорчилась в самом дальнем от двери углу камеры и стала ждать. Медленно потянулись часы.
Кыс проснулась внезапно, по-прежнему сидя в углу. Ее что-то разбудило... какой-то шум.
Кыс прислушалась и осторожно протянулась сознанием.
Из ниоткуда донесся вой. Он продолжался около десяти секунд и явно обладал псионической природой. Казалось, что это завывает от боли какой-то огромный зверь, могучий хищник. Первое его прикосновение к ее сознанию оказалось настолько оглушительным, настолько неистовым, что она в испуге снова закрылась в своем теле.
Отзвуки этих завываний еще какое-то время звенели в стенах корабля.
Испуганно озираясь, Пэйшенс попыталась съежиться и стать как можно меньше, обхватив руками прижатые к подбородку колени. По спине заструился холодный пот ужаса. Даже то легкое касание оставило шрам на ее сознании. Кыс слышала барабанный стук своего сердца.
Воздух рассек второй вопль. Палуба задрожала. Пэйшенс, сжатая в тисках неведомого ей прежде кошмара, непроизвольно застонала.
Ледяная корка проступила по краям двери, засверкала в замочной скважине.
В третий раз пронесся вой, еще более долгий и яростный. Кыс услышала хлопанье люков и топот ног в коридоре за дверью. Кто-то кричал, но она не смогла разобрать, что именно. В ответ тоже что-то крикнули.
Тишина.
Снова крики. Звуки шагов вдалеке, топот на верхней палубе. Странный, приглушенный звук, в котором Пэйшенс лишь через некоторое время с ужасом опознала сдавленный крик. Она не могла набраться смелости, чтобы протянуться сознанием.
На мучительно медленно прошедшие тридцать или даже сорок минут установилась тишина. Лед, покрывавший дверь, растаял, оставив в напоминание о себе только сверкающие капельки конденсата. И когда Кыс уже решила, что все закончилось, раздался четвертый ужасающий вопль... а за ним и пятый — самый долгий из всех. Последовали продолжительные рыдания, словно кто-то испытывал сильную боль. Где-то заплакал мужчина — заплакал своим сознанием. Поморщившись, Пэйшенс попыталась закрыться от этих звуков. Всхлипывания продолжали биться о края ее разума, пока не стали стихать.
Рыдания прекратились. Снова раздались крики — крики живых голосов. Кыс подскочила на месте, когда услышала неожиданно прозвучавшие выстрелы. Стреляли либо из дробовика, либо из автоматической винтовки. Кто-то высадил четыре залпа подряд. Снова донесся крик, а затем разгневанные голоса. Еще выстрел, на этот раз лазган.
И снова опустилась тишина.
Больше Кыс не могла этого выносить. Она поднялась и медленно направилась к двери, пытаясь загнать свой страх как можно глубже. Казалось, будто он встал комком не-пережеванной пищи в горле и грозил ей удушьем.
Когда Пэйшенс была уже в трех метрах от двери, произошло такое, чего она не видела даже в кошмарных снах.
В центре стальной двери, примерно на уровне пояса, начала надуваться опухоль. Металл словно ожил. Опухоль потянулась к Кыс, и женщина попятилась.
Стал проступать образ. Вначале появились оскаленные зубы. Выступили нижняя и верхняя челюсти мужского лица с подбородком и элементами носовой кости. Ни глазниц, ни лба видно не было. Казалось, будто дверь превратилась в туго натянутую эластичную ткань, к которой с противоположной стороны кто-то прижимал кусок черепа.
Что-то ударило Пэйшенс сзади. Стена камеры. Пятиться дальше было некуда. Отпечаток ухмыляющегося черепа продолжал пробиваться внутрь комнаты и уже выступил на ширину ладони от поверхности двери, проступив еще явственнее. По поверхности металла вокруг него пролегли растяжки.
— Император храни! — забормотала Кыс. — Император храни!
Череп медленно открыл челюсти, а затем резко дернулся назад и исчез.
Дверь снова стала гладкой, но Пэйшенс по-прежнему не сводила с нее глаз.
Спустя пару секунд «улыбка» снова появилась, набухнув в этот раз несколько выше. Челюсти дважды открывались и закрывались.