– Неблагодарная дрянь. И ты смеешь так говорить после всех неприятностей, которые ей причинила? Привезите ее в Элинг, Чарлз. Оливия ее ждет. К тому же нам надо кое-что обсудить…
Мгновение – Мортон исчез как по мановению волшебной палочки, растаял в воздухе. Чарлз бросился на его поиски, но вернулся ни с чем.
– Что же теперь делать? – спросила Джорджиана утром, когда они сидели в гостиной. Чарлз у окна с блокнотом и карандашом, а Джорджиана у камина. Она никак не могла согреться после вчерашнего шока.
И все же, когда они вот так сидели вдвоем, отделенные от внешнего мира, она чувствовала себя спокойной и защищенной. К тому же ей хотелось узнать, каковы планы Чарлза, что он собирается предпринять для розысков Мортона.
– Вчера вечером он сделал пробный шаг, – сказал Чарлз, продолжая что-то чертить на бумаге.
– Ты полагаешь, Мортон что-то задумал? Но как ему удалось нас найти? Откуда он узнал, что наш брак – фикция?
– Ну, мы все время на виду, в обществе, Джорджиана. Я же предупреждал тебя, что молва о нас распространится быстро, и, разумеется, он не поверил в то, что мы поженились в Сьерра-Леоне. А у него оказалось достаточно времени, чтобы обойти все церкви и узнать, обвенчались мы или нет. Он должен был проверить, и если бы оказалось, что ты замужем… по-настоящему замужем…
– Я бы уже была мертва… – договорила Джорджиана.
– И тогда оставалось бы только убрать все в доме и привести его в порядок, – пробормотал Чарлз. – Но Оливия, по-видимому, действительно в Элинге.
– Да, и празднует смерть моего отца.
– Все не так просто, ханум. Он убьет ее. Мы могли бы спасти ей жизнь.
Джорджиана окаменела, когда он назвал ее ханум, как когда-то в пустыне, в палатке. Она не забыла наслаждения, которое испытала с ним. Но не забыла и предательства.
– Не желаю ее спасать. Мне все равно.
– Она твоя мать, – мягко напомнил Чарлз.
– Хочу тебе напомнить, кади, что ты собирался убить свою собственную мать.
– Я бы никогда не сделал этого, Джорджиана. Не смог. И что бы ни совершили наши матери, они не должны искупать свои грехи ценой жизни.
– Я тебе не верю. Не верю! Моя мать готовила убийство моего отца, она с радостью и охотой вела беззаботную и безнравственную жизнь в Вэлли и не колеблясь пожертвовала дочерью ради этой жизни. От чего я должна ее спасать? От ее грехов и пороков?
– Она твоя мать. Она дала тебе жизнь. Хотя бы за одно это ты должна ее спасти, ханум.
Зачем он называет ее ханум? Зачем будит в ней воспоминания, которые она хочет забыть? Ей были ненавистны эта стоическая поза всепрощения и то, что он пытался оправдать ее порочную, извращенную мать.
– Но ведь твоя мать тоже дала тебе жизнь, а ты хотел ее убить.
Он не ответил.
– И все же мы можем спасти Оливию.
– От чего? От чего? Она с готовностью барахталась в грязи, в болоте, которое создал Мортон. Жила грязной, мерзкой жизнью много лет. Она не сможет все начать сначала.
– Она твоя мать, а он собирается ее убить, – стоял он на своем.
– Ты так уверен в этом? – Она едва сдерживала ярость.
– Она ему больше не нужна.
– Думаю, он просто бросил тебе наживку. Ему незачем ее убивать, а нам незачем лезть в западню.
– Я и не собираюсь. – Он перевернул страницу блокнота и показал ей. Там оказался план первого этажа дома в Элинге, все двери, выходящие в холл, коридор и все комнаты, которые они видели. – Едва ли ее держат в одной из этих комнат, где бывают слуги. Скорее всего она в одной из спален, а их там много. Не так уж трудно проскользнуть туда и найти ее.
– Когда? – спросила она севшим голосом.
– Завтра, как только рассветет, как и в прошлый раз.
– Черт возьми, ты все-таки намерен это сделать. Почему? Ну почему, скажи!
Он отложил блокнот.
– Ради моей матери, ханум. Я не могу позволить ему убить и ее сестру.
Он все обдумал, он все уже решил: никто больше не станет жертвой Вэлли. Этим актом милосердия он искупит свои грехи, и справедливость восторжествует. К тому же он расправится с Мортоном. Мортон не станет победителем, несмотря ни на что, и тогда, возможно, Чарлз простит себе, что стал невольным виновником двух смертей, двух трагедий.
– В таком случае я поеду с тобой, кади.
Все потонуло в тумане, наползавшем на кусты и деревья, скрывавшем дорогу. Было рано, и туман не рассеивался, и стук копыт казался странным и каким-то сверхъестественным в пронизанной влагой тишине. Экипаж Чарлза катился по дороге, ведущей в Кингз-Лайм.
Вот они, ворота Элинга. Он оставил экипаж под кустами тиса, так, чтобы его не было видно из дома. Теперь надо было успокоить лошадей и пройти не по подъездной дорожке, а вдоль изгороди, и войти в дом с черного хода.
– О Господи! Посмотри на этот дом! – прошептала Джорджиана. – На верхних этажах не менее дюжины комнат.
Чарлз сосчитал:
– Двенадцать двойных окон. Пристроек, похоже, нет. Нет и отдельного кухонного флигеля. И тишина. Зловещая тишина.
Туман все наползал, и от этого становилось жутко.
– А как же слуги?
– По-моему, в доме никого нет. Он выжидает, Джорджиана. Он знает, что мы приедем.
У Джорджианы было такое же чувство. Впрочем, Мортон не настолько хитер и изворотлив, чтобы затаиться. К тому же он не был абсолютно уверен, что они приедут.
И все же тишина в такое время, когда садовник или грум должны уже проснуться и работать, казалась подозрительной. Туман окутывал сад и газон, струился и переливался, будто жил собственной жизнью.
– Мне это не нравится.
– Надо пересечь газон и укрыться за домом. Держись как можно ближе к задней стене.
Чарлз побежал, пригибаясь к земле, и скоро скрылся в тумане.
Минутой позже она последовала за Чарлзом. Он шепотом указывал ей дорогу:
– Сюда, сюда.
Она с трудом добралась до стены, преодолела еще несколько ярдов и присоединилась к нему. Он схватил ее за руку:
– Сюда, сюда. Смотри. Две двери. Несколько окон. Прижмись к стене и следуй за мной.
От страха она еще больше озябла. Превратилась в ледышку, и казалось, вот-вот разлетится на сотни осколков. Чарлз, напротив, чувствовал себя вполне уверенно.
– А если дверь заперта?
– Разобьем окно.
Дюйм за дюймом они пробирались вдоль стены. Он толкнул первую дверь – заперта.
Возможно, Мортон предусмотрел и то, что они попытаются проникнуть в дом тайно.
– Тсс! – На мгновение он остановился, прислушиваясь. Нигде ни звука. – Ладно. Попробуем открыть вторую дверь.
Прежде чем они до нее добрались, прошла, казалось, целая вечность. Каким же прочным и надежным был дом.
– Не двигайся. Я попробую открыть дверь.
Они снова прислушались. Тишина. Чарлз потрогал дверную ручку. Толкнул дверь. Несмазанные петли заскрипели. В доме кисловатый запах ощущался сильнее. Чарлз бесшумно закрыл за собой и Джорджианой дверь. Тишина была гнетущей. Чарлз продвигался на ощупь, пытаясь сориентироваться.
– Кажется, прихожая. Здесь каменные стены. Нет, не кладовая. А вот еще дверь. Дай руку.
Он повел ее вслепую. Крошечными шажками они продвигались вперед. Чарлз полагался на интуицию.
– Вот сюда. Подожди. Полоска света…
Она увидела тень, пересекающую помещение.
– Ага, это кухня.
Они проскользнули внутрь. Здесь по крайней мере были окна. Должно быть, три из четырех, которые они видели, находясь снаружи. Кислый запах все усиливался. Окна пропускали достаточно света, чтобы не налетать на столы и горшки, в беспорядке разбросанные по полу. Еще несколько дверей. Одна ведет в чулан, другая – в кладовую, третья – в холл. Чарлз затаил дыхание.
– Это уже знакомая территория. Вот коридор, ведущий в гостиную. Господи, что за смрад! Пройдем-ка в дальние комнаты. Вон там кабинет.
Скоро они очутились в небольшой комнате, где стоял массивный письменный стол, пол под ним был залит уже полузасохшей кровью, кое-где впитавшейся в доски. Джорджиана старалась на это не смотреть и проследовала за Чарлзом в бильярдную, затем в столовую, а оттуда в коридор и на витую с резными перилами лестницу.