— Ну и что? И вся наша работа... Мы ездили к американцам не для того, чтобы решать проблемы с водоснабжением, как делали те, в Авадхе, со строительством своей плотины. Вы и без меня об этом наслышаны.
— Ганг когда-то делал нас единой страной, — замечает Шахин Бадур Хан. — А теперь мы превратились в вечно ссорящихся между собой детей нашей Матери-Реки: Авадх, Бхарат, Бенгал... Голова, руки и ноги.
— Как там много птиц, — говорит Шринавас, посмотрев в иллюминатор. За айсбергом тянется заметный хвост, похожий на дым пароходных труб: стайки морских птиц, тысячи сильных крылатых хищников, с жадностью бросающихся в воду за серебристыми сардинами.
— Это только еще раз доказывает наличие циркуляции холодных потоков, — объясняет климатолог, стараясь быть замеченным всеми. — Мы ввозим даже не столько айсберг, сколько целую экосистему. Некоторые следуют за нами от самого острова принца Эдуарда...
— Министр хочет знать, когда следует ожидать получения реальной пользы от нашего предприятия? — спрашивает Шахин Бадур Хан.
Найпол начинает на все лады расхваливать необычайный прогресс, достигнутый технологиями воздействия на климат в Бенгале, но штатный климатолог перебивает его. Шахин Бадур Хан морщится при этом непростительном нарушении этикета. Неужели у бенгальцев вообще нет ни малейшего представления о протоколе?
— Климат — вовсе не старая корова, которую можно гнать, куда захочешь, — говорит климатолог по имени Винаячандран. — Климат — тонкая наука о едва заметных сдвигах и изменениях, которые со временем приводят к грандиозным последствиям. Представьте снежный ком, катящийся с горы. Падение температуры на полградуса здесь, смещение в океанском термоклине на несколько метров, перемена в давлении на один-единственный миллибар...
— Вне всякого сомнения... но министр хочет знать, сколько времени проходит, прежде чем все ваши мелкие последствия приводят к формированию этого... снежка... — подает голос Шахин Бадур Хан.
— На основании наших моделей мы полагаем, что возвращение к климатической норме должно произойти в течение шести месяцев, — отвечает Винаячандран.
Шахин Бадур Хан кивает. Министр получил все возможные подсказки. Теперь пусть сам делает выводы.
— Итак, все это, — говорит министр водоснабжения и энергетики Бхарата Шринавас, указывая в сторону чужой льдины, плывущей по Бенгальскому заливу, — прибудет слишком поздно. Еще один неудавшийся муссон. Возможно, если бы вы его растопили и прислали нам по трубопроводу, получилось бы больше толку... Можете ли вы заставить Ганг повернуть течение вспять? Наверное, только нечто подобное дало бы нужные результаты.
— Он может гарантировать стабильный приход муссонов на следующие пять лет для всей Индии, — настаивает министр Найпол.
— Министр, не знаю, как вы, но мой народ уже сейчас страдает от жажды, — говорит В. Р. Шринавас прямо в объектив камеры, снимающей происходящее для программы новостей и, словно дурно воспитанный уличный мальчишка, подглядывающей за высокопоставленными пассажирами из-за спинки сиденья.
Шахин Бадур Хан складывает руки, довольный тем, что эти слова появятся во всех вечерних газетах от Кералы до Кашмира. Шринавас почти такой же шут, как и Найпол, но он способен на яркие высказывания.
Красивый современный самолет вновь делает вираж, разворачивается, выравнивается и летит в сторону Бенгала.
Таким же новым, изящным и современным выглядят и сам недавно построенный аэропорт в Дакке, и его диспетчерская система. Из-за этого всем важнейшим правительственным и дипломатическим рейсам приходится ждать посадки по полчаса, а приземляются они на противоположной от аэробуса «Бхарат эйр» посадочной полосе. Обычная проблема взаимодействия человека и компьютера. Агрегаты, которые работают здесь, наделены «разумом» первого уровня, что означает наличие интеллекта, инстинкта, автономности и нравственности примерно кролика, а это намного превышает — как заметил один из корреспондентов «Бхарат таймс» — возможности среднего авиадиспетчера в Даке.