— Погодите, погодите, — не унимался Сухопарый, — вот только рассветет — сюда явятся купальщики. Тогда посмотрите, какие тут девушки: что за ножки, грудки… А тело белое, холеное, пахнет душистым мылом… Такие всегда были мне по вкусу.
Сплавщики упивались своим успехом до тех пор, пока не явился капитан со всеми артелями, чтобы совершить последнюю церемонию, завершающую их путь.
— Ну-ка, ну-ка, посмотрим, как вы окунетесь, сеньор Хулиан, — пошутил Балагур, пользуясь его расположением к себе. — Или вы думаете, река не мокрая?
— Я имел с ней дело в молодости, Кинтин. И не один год. Знаю, что не сухая, — ответил капитан, снимая сапоги. — Сейчас увидите, разучился я или нет.
— Говорят, чему смолоду научишься, до старости не забудется.
Капитан обул альпаргаты.
— Что ж, попробую, — заключил он, вставая. — Дайте-ка мне хороший багор.
Он перебрал несколько, придирчиво оглядывая их, сжимая в руке, чтобы примериться, и втыкая в ближайшие стволы. Наконец выбрал один и перевел взгляд на паркет, устилавший реку.
Наступил самый ответственный момент: обычай требовал, чтобы в последний канал Аранхуэса первый ствол провел капитан сплавного леса. Он должен был, удерживая равновесие, вплыть в канал, стоя на стволе. В какой-то мере так подтверждался авторитет, проверялась его жизнеспособность, да и сам он не прочь был покрасоваться перед своими товарищами. Если он падал в воду, как нередко случалось, ему приходилось начинать все сначала, пока, наконец, не приходила удача.
— Вой тот, — коротко произнес капитан, указывая на один ствол.
Затем снял куртку, подтянул потуже пояс, подвернул брючины и направился но плавучим бревнам к выбранному им стволу.
— Не хотите ли спять цепочку с часами? — крикнул ему вдогонку Балагур под шумный хохот остальных. — Намокнут — перестанут ходить!
— Незачем! — уверенно ответил капитан.
Он уже стоял на толстом, прямом и длинном стволе, еще покрытом в некоторых местах потемневшей корой. Покрутив его немного ногами, нашел устойчивое положение. Теперь ему предстояло, минуя другие стволы, выбраться к водоспуску маленького канала. Заслонкой служили две большие доски, вставленные в каменные пазы. Двужильный и Белобрысый уже ждали там, чтобы вовремя поднять ее с двух сторон и открыть проход.
Ствол приблизился к заслонке, на нем твердо стоял капитан.
— Пускайте воду, — приказал он.
Сначала вынули одну доску, и вода медленно потекла в ка пальчик. Затем другую — и река потоком хлынула в каменное русло. Оба сплавщика сдерживали баграми ближайшие стволы, не давая им войти раньше того, на котором стоял капитан. А капитан выжидал, пока немного успокоится первый прорвавшийся вниз поток воды. Наконец он поправил на голове сомбреро, чувствуя, как все взгляды устремились на пего.
— Иду! — крикнул он.
И, словно гондольер, оттолкнул ствол, а тот вошел в канал и какое-то время острием торчал из воды, продвигаясь вперед. Но вдруг покачнулся, наклонился, и вода с силой поволокла его за собой. Капитан откинулся назад, чтобы уравновесить наклон ствола, и впился в дерево шершавыми подошвами альпаргат. Балансируя багром, он стойко сохранял равновесие. Наконец ему удалось преодолеть самое трудное столкновение с пенящейся водой. И вот он уже спокойно плывет на стволе к водонапорной башне. Один среди вод, укротитель Тахо, победитель реки.
Громогласный крик возвестил о всеобщем ликовании. Ствол уткнулся в подножие водонапорной башни, капитан торжествующе взмахнул рукой и стал подниматься на пригорок.
— Можете начинать! — крикнул он. И, приняв поздравления, остался там наблюдать, как сплавщики у водоспуска проталкивали стволы в канал, пока другие спускались вниз, чтобы присмотреть в последний раз за своим стадом, которое проходило метров пятьсот вдоль прекраснейшего сада Испании до песчаного мола — конечной точки пути, где уже дожидались упряжки волов и грузчики, готовые приняться за работу.
— Хороший день, а? — сказал Американец стоявшим рядом с пим артельным.
— Здесь и лета не чувствуешь. Как в раю!
Так оно и было. Сверкающее солнце только напоминало о тех пересохших землях, где полыхало жнивье, где пахло горелой соломой, где трудились опаленные солнцем, почерневшие крестьяне, где стояли бурые мрачные селения. Здесь пахло свежестью, люди были белокожими, земля пряталась под зеленым покровом садов; со всех сторон доносилось журчание воды, а не порывы сухого ветра; огонь цепенел в плену у влаги; все погружалось в бездействие, сон, забвение. И сплавщики предались им. Даже Американец думал, что все заботы позади, что кончились его волнения и тревоги и нечего больше бояться.