— Я вам не верю, — возразила она, и каблук еще раз потрогал мостовую, чтобы издать: "Цок-к...цок..."
— Нет, мы заботимся о безопасности, — серьезно произнес доктор Е.Во. — Ты же не хочешь... не хотите... м-м-м... — заикнулся и сбился: достаточно, чтобы растерять уверенность.
В сущности, так и остался вечным дилетантом, не понимающим ни одной из пословиц о добре и зле, не умеющим вытащить пробку из бутылки, а проталкивающий ее пальцем внутрь — негодяем? Нет, конечно. Один из многих, из нас... — приобщиться к власти и остаться без головы на плечах. Теперь многозначительность казалась ему лучшим выходом из положения.
— Ах, вот как это теперь называется! Увольте, достаточно вашего навязчивого присутствия!
Она была хороша. Любо-дорого смотреть. Даже в темноте щеки розовели от возмущения.
— Запомни, детка, что...
Наградила огненным взглядом. Такой Иванов ее не видел: маленькая бешеная фурия. Запнулся, как ужаленный: "Ох, ох, ох..."
Блондинка пошалила. Высунулась и произнесла:
— Эгешь?..
Доктор Е.Во. задрал голову и проглотил слюну.
— Чего ты балуешься, котик?
— У меня простатит от воздержания, — завороженно пожаловался он луне и небесному ветру.
— Поднимайся, вылечу... — пообещала блондинка.
Топтался гусаком. Ворочал шеей в тугой петле галстука: "Вот бы, вот бы..." Распалялся от похоти и жалости к себе, сучил ногами от: "Иногда у меня не получается..." и смущенно поглядывал на Изюминку-Ю: "Если бы не она, если бы не служба..."
— А почему, собственно, и нет, — произнесла Изюминка-Ю, приободряя: "Ну, давай же..."
Тайное намерение — улизнуть между делом. Иванов сразу все понял.
— Я... — Любовь и плотские желания давно стали для него раздельными, не осознанно, а по наитию, по общепринятому сценарию жизни. — Запиши ее! — приказал он, опомнившись. — Запиши!..
Чинушество взяло верх. Усы возмущенно шевелились, как у таракана. Оскорбленные чувства вечного скопца.
— Слушаюсь, — ответил человек из темноты.
— Я не числюсь в твоей картотеке, — засмеялась блондинка.
— Посмотрим! — заявил он. — Проверим! — в следующее мгновение крикнул он.
— Не трудись, — ответила она и погасила свет.
— Я тебя все равно достану! — подпрыгнул доктор Е.Во.
— Насколько я помню, у нас демократическая страна, — заметила Изюминка-Ю.
Доктор Е.Во. засмеялся и смеялся долго:
— Не так громко, а то кого-нибудь испугаешь.
— Главное, чтоб ты не испугался сам! — с вызовом произнесла Изюминка-Ю и вошла в подъезд.
Господин Е.Во. задохнулся от возмущения — давно с ним никто так не разговаривал.
— Истеричка! — крикнул он ей вслед. — Прокаженная! — И хлопнул дверью. Голос его безнадежно запутался в листве деревьев. Но, возможно, он просто был смелым с женщинами и детьми.
— Так точно... — высунулся из темноты человек.
— Спрячься! — посоветовал доктор Е.Во., — надоел! Стой! На всякий случай запиши обеих.
— Слушаюсь! — покорно ответил человек.
Обойдя дом, выдавил стекло в подъезде. Хвала хрущевкам с низкими потолками. Пахло мочой, кошками и столетним подвалом. Обрывая мертвую паутину, лез, как домовой, на пиршество. Если бы не доморощенный профессионализм полиции. Старался не думать о том, что и у сыщика тоже могут быть уши.
Дверь с вырванным замком. Провода — отсутствующий звонок. Следы пребывания блюстителей порядка. Не постучав, вошел и услышал с кухни:
— Знать ничего не желаю!
— Детка, нам так не договориться. — Знакомый голос увещевал с профессиональным терпением.
По отеческим ноткам узнал господина полицмейстера.
— Что за шум? — произнес он и вошел.
За столом сидел господин Дурново и пил водку, которую они с Изюминкой дней десять назад, не допив, поставили в холодильник. Аппетитно закусывал половинкой луковицы. Изюминка-Ю стояла, прижавшись к стене.
— А вот и наш герой, — произнес господин Дурново обрадованно и с долей иронии.
— Кто убил Губаря? — спросил Иванов.
— Тот, с кем вы тянете резину, — не моргнув глазом, ответил господин полицмейстер.
Изюминка-Ю со странным выражением на лице подошла к Иванову:
— Я должна тебя предупредить...
— Погоди, — сказал он и вопросительно посмотрел на господина Дурново.
Он всегда прибывал на службу (даже в двенадцатом часу ночи) одетый в безукоризненно аккуратную форму и скрипя новенькой портупеей. Наверное, он любил эту форму. Любил запах скипидара, когда чистил пуговицы или когда их чистил его сын. Наверное, в молодости это привносило в его дом какой-то смысл, но теперь этого смысла не было, он просто жил и выполнял свой долг, как старый флюгер, — поворачиваясь по ветру. Когда-то его можно было разбудить только фразой: "Тревога!", зато теперь он сам пробуждался от звонка будильника, но это было неважно, важным было то, что он кому-то был нужен. Он просто делал свое дело, как и большинство людей, — по инерции.