Впервые за много дней он проснулся от незнакомых звуков. Он давно привык с шагам подвального или заключенных, которые тащили свои параши в выгребную яму.
В коридоре раздался смех и звуки шагов.
— У нашего народа. — Услышал он за дверью. — Страсть делать свалку на любом свободном месте!
Засмеялись дружно и подобострастно — даже не в ответ, а в сопровождение фразы, словно возвеличивая ее смысл и тембр голоса.
— Так, что у нас здесь?
Щелкнул ключ, и во главе свиты, в сопровождении сонма черных бабочек вошел господин Ли Цой. Иванов с трудом узнал его — он заметно поправился и стал лощеным, как домашний кот.
Вперед выступил господин Дурново, прочитал, подслеповато вглядываясь в папку:
— Иностранец... Личность неизвестна... Данных нет...
— Н-н-н-да... — Господин Ли Цой равнодушно внимал ему. — Должно быть, шпион, — заключил он. — Выяснить!
— Слушаюсь. — Господин полицмейстер вытянул руки по швам, щелкнул каблуками, и свита вышла вон. В задних рядах добродушно балагурили.
Заскрипел ключ, и дверь открылась. Господин Дурново просунул в щель нос: "Ну и запах!" Протиснулся, задыхаясь.
— Вы слышали, ваши дела дрянь.
— Не может быть! — удивился Иванов.
— К сожалению. Начинают расстреливать заключенных.
— Мне тоже это грозит? За три месяца меня ни разу не допрашивали.
— Новая власть не может рисковать. Все равно вы для нас лишний свидетель.
— Я и предыдущую не жаловал, — сознался Иванов.
— Нам на это наплевать. У вас богатое прошлое. Но теперь моя пора. — Господин Дурново расплылся в улыбке: — Услуга за услугу.
— Я очень признателен, — ответил Иванов, ничего не понимая.
— Одевайтесь. Пока вы сидели, наступила осень. — Дурново бросил на табурет флотскую шинель. — На улице холодно. Всего лишь в чине капитан-лейтенанта.
— Сойдет, — сказал Иванов. — И все-таки? Скажите мне правду.
Господин полицмейстер почесал затылок. Его мундир — не первой свежести — так же, как и его хозяин, был заражен сомнениями. Впрочем, всегдашние бабочки отсутствовали напрочь.
— Общепринятая практика. Прием. Нужен был человек, который был бы манком для моего помощника и для всех остальных, чтобы отвлечь от других планов. Вы справились блестяще. Он даже задействовал инкубов, чтобы проследить за вами.
— И такое есть? — спросил Иванов.
— У нас все есть, — гордо произнес господин Дурново.
— А... — удивился Иванов.
— К сожалению, согласно тайному портификулу, из-за этого вы подлежите пожизненной изоляции.
— Что это значит? — спросил Иванов.
— Высшая мера. Для соблюдения государственной тайны.
— Где Изюминка-Ю? — спросил он тогда, ставя на себе крест.
— Там, куда вы ее отправили, — горделиво ответил господин Дурново. — Одевайтесь, одевайтесь. На всякий случай я достану револьвер, — объяснил он.
— Делайте все, что положено в таких случаях, — согласился Иванов.
Шинель, как кожа, привычно легла на плечи. Он вдруг вспомнил о своем неиспользованном пистолете, который так и болтался в кармане брюк. У него возникло чувство, что между ним и господином полицмейстером не все выяснено. Он задержался в двери.
— Не думайте, нам все удается, — примирительно обнадежил господин Дурново.
— Спасибо, — ответил Иванов, — вы очень предупредительны для полицмейстера.
— Берите выше — министра безопасности.
— Не заставляйте меня делать комплименты, — произнес Иванов, думая, что они так и не научились нормально разговаривать друг с другом.
— Не преувеличивайте мои возможности. Я только старый служака, — напомнил господин Дурново, пряча глаза.
Но это была всего лишь отговорка, и Иванов понял это.
— Никто не виноват... — Вздохнул господин Дурново. — Просто никто не виноват. Посидим на дорожку...
Они помолчали. Дурново задумчиво скреб подбородок. В окно беспечно заглядывала луна.
— Пора, скоро развод. — Он хлопнул по коленям и поднялся. — Ну-с-с...
Иванов обследовал шинель. Пуговица на хлястике была оторвана, в кармане оказалась дырка. Прежний хозяин не очень заботился о себе.