Следуя по течению реки Святого Петра, которую местные жители называли «Пти ривьер», или «Маленькая речка», взгляд Изабель остановился на пригороде Квебек, окруженном болотистыми участками и еще дремлющими под снегом полями. Название его напомнило ей о родном городе, по которому она так сильно скучала, с его морскими пляжами, пахнущим йодом воздухом и островом Орлеан. Еще несколько недель – и она увидит все это своими глазами после трехлетней разлуки! Габриель подрос, и его можно взять с собой даже в такую дальнюю поездку…
Пьер провел по ее шее и плечам затянутой в перчатку рукой, и она почувствовала, как он прижимается к ней своим крепким телом. В гостиных Монреаля дамы не раз вздыхали, удивляясь, как это мадам Ларю удается удерживать супруга в сетях брака. Она знала, что в прошлом красавец нотариус слыл дамским угодником и разбил немало сердец. Мысль о том, что некоторые из дам их круга знакомы с ее мужем столь же интимно, как и она сама, не доставляла Изабель удовольствия. Не то чтобы она ревновала, но ей неприятно было думать, что они наверняка насмехаются над нею.
Она зевнула, давая понять, что хочет спать. Прохладный, пахнущий смолой воздух наполнил легкие. Она посмотрела на Пьера. Супруг ответил страстным пронизывающим взглядом. Лицо его казалось расслабленным и спокойным. Он поцеловал ее в лоб и крепко прижал к себе.
– Мадам Ларю, я вас обожаю! Вы – мое счастье, Изабель… Вам это известно? Я вам об этом уже говорил?
По его голосу было понятно, что он говорит искренне.
– Нет… Хотя, может, и говорили… – прошептала она, закрывая усталые глаза.
О, как ей хотелось ответить ему такими же нежными словами! Но они не шли с губ, как она ни старалась.
– Я люблю вас, моя радость, мой ангел! Люблю так же сильно, как рассвет нового дня, как ночь под звездным небом… Вы – моя путеводная звезда, Изабель…
С бесконечной нежностью он прижался губами к ее губам. Сперва поцелуи были нежными, потом – жадными, страстными… Изабель пошатнулась и отдалась во власть рук, крепко сжимавших ее талию. Несмотря ни на что, ласки Пьера доставляли ей массу удовольствия. Она не любила своего мужа, но, тем не менее, испытываемое к нему чувство было весьма далеким от ненависти. Изабель нравились его прикосновения, поцелуи; он умел пробудить в ней желание. И все же испытывать наслаждение от плотской любви с кем-либо, кроме Александера, казалось ей чем-то неправильным, постыдным.
Невзирая на все свои усилия, Изабель никак не удавалось забыть отца своего ребенка. Но любит ли она его до сих пор? Что, если она лелеет воспоминания о нем, только чтобы не дать себе забыть о том, что ее принудили отказаться от него? Она ждала весточки от Александера на протяжении многих недель, последовавших за их с Пьером бракосочетанием. Но Александер не подавал признаков жизни. Бросил ее на произвол судьбы… Она не понимала, почему он так поступил, и сильно горевала. Разве он не должен был искать с ней встреч, пытаться вернуть свою любимую? Она стала убеждать себя, что нечего тогда о нем жалеть, что встреча с Пьером – это настоящее благословение Неба, тем более в такой неоднозначной ситуации. Она думала, что Александер, конечно же, узнал, что она вышла замуж, и теперь радуется, что ему не приходится кормить жену и ребенка. Но ведь она так его любила! Что, если даже по прошествии лет ее чувства к нему не переменятся?
Пьер отстранился и посмотрел на нее влюбленными глазами.
– Пора возвращаться… Идемте, мой ангел, и насладимся теплом объятий, пока совсем не рассвело! Надеюсь, наш Габриель спит спокойно в своей кроватке…
Как сильно он любит ее и сына! Разве такое проявление преданности может оставить женщину равнодушной?
В доме было тихо. Первые рассветные лучи проникали в окно и подсвечивали волосы Изабель, рассыпавшиеся по ее оголенным, чуть дрожащим плечам. Закрыв глаза, она позволила рукам Пьера заняться лентами и застежками, которые развязывались и расстегивались одна за другой. Обычно скучная обязанность раздевать госпожу выпадала на долю горничной Элизы, но и Пьер неплохо справлялся с этим. Пальцы его с поразительной ловкостью и деликатностью скользили по шелковистой материи. Создавалось впечатление, что они обрывают лепестки с самого хрупкого цветка, сорванного в садах Любви.