— Слышите? — спросил он. — Вы что-нибудь слышите, Аня?
Неясный глухой рокот то приближался, то затихал, напоминая отдаленный вибрирующий звук самолета в затянутых тучами высотах, и Аня с сомнением и надеждой быстро повернулась к темному слюдяному оконцу, задерживая дыхание.
— Это Свиридов? — крикнул Кедрин, торопливо зажигая фонарь, и выскочил из палатки, размахивая «летучей мышью» над головой. — Свиридо-о-ов! Неужели он?..
Аня, тоже еще не веря, вышла следом и видела, как фонарь Кедрина, описывая короткие круги, отдалялся, двигался в воздухе, а где-то из-за тайги справа на реке уже возникла красная звездочка, она делала длинные дуги, колыхалась и приближалась по странной параболе. И стали видны несущийся, как по воздуху, черный силуэт, струи дождя, летящие наискосок в свет фонаря, который все описывал полукруг, полосой белого света пронизывал дождь, щупая берег, заметно приближаясь к фонарю Кедрина.
Потом мотор заглох. В наступившей тишине донесся с берега громкий голое Кедрина, ему ответил звучный, ломающийся басок, и опять смолкло, лишь по-прежнему шлепал по листьям дождь. Сейчас же из темноты показался Кедрин с фонарем, рядом шагал высокий узколицый паренек в кепке, в кожаной замасленной куртке, на руках его тоже кожаные перчатки мокро блестели, и Аня при свете фонаря разглядела: почти подросток, но глаза злые, недовольные, две самолюбивые складки пролегли у подрагивающих губ, готовых, казалось, выругаться.
Уже войдя в палатку, Кедрин спросил быстро:
— Значит, один? Ну а где же в таком случае Свиридов?
Паренек стянул кепку, с сердцем швырнул ее на топчан, темные его волосы взлохматились гребнем.
— Свиридов! Свиридов! Нагородил мне этот дьявол ерундовину! Будто вы и болезнью какой-то заразной болеете и что вы чуть не при смерти! Часов десять плутал, как сволочь какая-нибудь, еще бы немного — и проскочил бы! Вода прибыла, острова затопило — ни хрена не видно! Объяснить как следует не мог!.. «По бережку, по бережку…» Вы б не встретили — так бы мимо и проскочил!.. «По бережку!» — срывающимся баском передразнил он, видимо, Свиридова и скосился на Аню. — А это кто — доктор, что ли, новый?
— Сволочей и все прочее прекрати! — серьезно сказал Кедрин. — Вот лучше познакомься — наш новый врач Анна Сергеевна. И успокойся, ясно?
— Очень приятно! Моторист Михаил Прищепа, — хмуро и вскользь бросил парень. — «Свиридов!» — продолжал он и рывком расстегнул куртку. — Морду ему набить!.. Заболел, ногу, видишь ты, вывихнул, лежит и охает: «Ноженька, моя ноженька!» В общем, координаты такие дал, что черт знает, каждый ногу сломит! Сам не поехал в дождину-то! Искал вас, как иголку в колодце. Найди-ка разом в такую простоквашу!
Парень, видимо, всерьез был озлоблен, никак не мог успокоиться, хмыкал, насупливал белесые брови и снова, точно поперхнувшись, заговорил с закипавшей злостью:
— Хитрован он, Николай Петрович, вот что я вам скажу! Ноженьку он вывихнул! Ездил я не раз с ним за продуктами для партии, знаю! Сказали бы ему: езжай, тысяча рублей на суку висит — поехал бы и про ножку забыл бы враз. Терпеть не могу! Знаем таких!
Кедрин с нахмуренным видом слушал парня, заложив руки в карманы, усмехаясь одними глазами.
— Стоп, Миша, — наконец прервал он. — Не надо все сразу приводить к общему знаменателю.
Аня отошла от них, присела на корточки, рассеянно укладывая вещи.
9
Река, холодная, мутная, неслась меж скал, расталкивая их, все утро тянулись и тянулись по их склонам черные лохматые леса. Ревя мотором, катер шел посередине ровного водяного простора, ветер гудел, бил в стекло моториста, и Аня, плотнее натягивая одной рукой тулуп на грудь, смотрела на тяжелую от дождей воду, на медленно плывущие назад берега, спрашивала изредка:
— Скоро? Это будет скоро?
— Скоро. Осталось немного! — отвечал Кедрин, перекрикивая рокот мотора. — Очень скоро!
— Скорей бы… Только скорей бы!..
— Почему, Аня, скорей бы?
— Не знаю. Только бы скорей…
Лишь в середине дня река сделала пологий поворот, левый берег оголился, но правый, почти отвесный, темнел тайгой, поднимался над водой. И тотчас на горе, в межлесье, чуть заметным треугольником забелела палатка, показались два свежевыстроенных домика, с реки было видно, как ветер трепал края палатки, стеклом сияло и тухло там окошко.