Он быстро поднялся.
- Мама?
- Нет, нет... Катенька Песковская написала мне из Петербурга... Вот, прочитай. Саша и Аня замешаны в покушении на царя.
- На царя?!
Он машинально сел. Снова встал. Уронил ранец. Вера Васильевна молча протягивала письмо. Он взял его отрешенным жестом.
- Кто такая Песковская?
- Это же твоя кузина, Екатерина Ивановна Веретенникова. Разве ты забыл?
- Ах, да...
Строчки разъезжались перед глазами. Буквы прыгали. Смысл написанного доходил с трудом... «Замешаны в заговоре против жизни государя... Саша и Аня... (И Аня?!) Нужно осторожно предупредить Марию Александровну, чтобы с ней не случился удар. Ведь годовщина смерти Ильи Николаевича была совсем недавно...»
Володя опустил письмо. Руки его изредка вздрагивали.
- Когда вы получили письмо?
- Сегодня, Володя, сегодня.
- Мама не знает?
- Конечно. Я сразу послала за тобой. Ты мужчина. Надо найти какие-то первые слова для Марии Александровны. Я очень боюсь за ее сердце. Эта недавняя годовщина Ильи Николаевича. Ведь она так тяжело перенесла ее... Это ужасно. Одно за другим.
Войдя в дом, он остановился в прихожей и долго не мог сделать первого шага вверх по ступенькам лестницы в комнату мамы.
- Володя, это ты пришел? - раздался сверху ее голос.
Он молча стоял перед лестницей.
Ступеньки заскрипели, Мария Александровна спускалась вниз.
- Почему ты не отвечаешь, Володя?
Он поднял голову и посмотрел на нее растерянно и беспомощно.
- Что случилось, Володя? Что-нибудь в гимназии? Ну-ка, иди сюда, к свету.
Мария Александровна вошла в столовую. Он шагнул за ней через порог.
Мария Александровна обернулась. Второй ее сын - коренастый, лобастенький, с золотистым пушком на подбородке - стоял перед ней непривычно понурый, вялый.
- Что произошло?
Он посмотрел на нее, опустил глаза, снова взглянул на мать, поджал задрожавшие губы, заговорил невнятно, отрывисто:
- Мамочка, что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой! Мы все будем рядом с тобой! Я скоро окончу курс, и ты никогда ни о чем не будешь беспокоиться...
Она быстро взяла его руку. Сжала в запястье.
- Говори немедленно: что случилось? С кем? С Аней? Сашей?
Он горестно кивнул.
- Когда? Кто сообщил? Откуда ты узнал?
- Мамочка, только не волнуйся. Еще ничего не известно. Все может измениться. Я очень тебя прошу: только не волнуйся.
- Володя, не мучай меня. Не причиняй мне лишних страданий.
- Мамочка, дорогая, соберись с силами...
- Говори же, Володя, говори!
- Саша и Аня были в кружке. Их арестовали. Мария Александровна искала рукой край стола. Нашла. Оперлась. Медленно опустилась на стул.
- Кто сказал тебе?
- Вера Васильевна получила письмо от Кати Веретенниковой.
Он взглянул на мать. Мария Александровна смотрела куда-то мимо него, в пространство. Лицо ее хмурилось - было похоже, что она прислушивается к чему-то.
- Что еще было в письме? Ты принес его?
В ее голосе, всегда спокойном и ровном, вдруг послышалась неожиданная интонация - неуверенная, просящая.
- Нет, оно осталось у Веры Васильевны.
- Я пойду к ней...
- Мамочка, прошу тебя. Я схожу сам.
- Нет, нет...
Он вдруг увидел, что лицо матери стало неестественно быстро бледнеть.
- Мама, что с тобой? Сердце?
- Принеси мои капли...
- Где они?
- Наверху, на комоде.
Он взлетел по лестнице наверх. Стремглав, через детскую в бывшую комнату Ани. Пузырек с сердечными каплями стоял около портрета отца. К углу фотографии был прикреплен черный креповый бант. Рядом - еще одна фотография. Последняя фотография их семьи: папа, мама, Саша, Аня, он сам, Оля, Митя, Маняша. А около нее - мокрый от недавних слез мамин платок. Она плакала здесь, рядом с папиной фотографией, всего несколько минут назад, еще не зная ничего про Аню и Сашу...
Когда он спустился, Мария Александровна сидела прямая, строгая. Лицо ее уже не было так бледно и бескровно. Только чуть заострились плечи. И глаза стали другие - глубокие, с траурными полукружьями внизу.
- Я знаю, что с ними, - сказала она прежним, твердым голосом. - В газетах было сообщение: на Невском арестовали студентов с бомбами. Они ждали экипаж царя. Это они.
Она встала. Володя протянул капли. Мария Александровна покачала головой.
- Нет, нет, я абсолютно здорова. Я должна быть здорова. Я должна ехать спасать их.
Володя смотрел на мать удивленно и испуганно.
- Саша хотел убить царя, - тихо заговорила Мария Александровна, - он мужчина. Но Аня? Боже мой, неужели она, женщина, оказалась способна на это? Ведь она же больна. Она не выдержит тюрьмы.
Она прижала руки к лицу. Резко опустила их, не разъединяя. Чуть запрокинула назад голову.
- Бог мой, почему ты так часто караешь меня? Почему ты отнял мужа и теперь отнимаешь детей?
Она обернулась к Володе.
- Почему они не подумали о нас, когда пошли на это? Обо мне и о вас? Ведь вас четверо. А кроме пенсии и дома, у нас ничего нет. Ничего.
Володя с трудом сдерживал слезы. Впервые он видел маму в таком состоянии. Даже на папиных похоронах в прошлом году она не была такой. Тогда горе было одно. Теперь несчастье удвоилось. И даже утроилось. Одно за другим.
- Мой бог, прости меня за эти слова. Я не должна была говорить их. Я должна ехать спасать своих детей. Помоги мне. И прости меня.
Вечером того же дня вдова бывшего директора народных училищ Симбирской губернии действительного статского советника И.Н. Ульянова Мария Александровна Ульянова выехала на лошадях из Симбирска в Сызрань, чтобы, пересев там на поезд железной дороги, следовать дальше, в Петербург, где в одиночной камере государственной политической тюрьмы, Петропавловской крепости, сидел ее старший сын Александр.
6
Семь шагов от окна до дверей. Семь шагов от дверей до окна.
Семь шагов.
От окна до дверей.
Семь шагов.
От дверей до окна.
Итак?..
Что известно? Прежде всего - царь жив. Значит, главная цель, ради которой были предприняты все усилия, не достигнута.
Второе. Боевая группа (и сигнальщики, и метальщики) арестована полностью. Динамитные снаряды отобраны. Следовательно, повторить покушение невозможно.
Семь шагов от дверей до окна.
И обратно.
Семь шагов от дверей до окна.
И обратно.
Если смотреть правде в глаза, - это разгром. Полный. Организация уничтожена. Восстановить снаряды нельзя. Нет взрывчатых материалов. И некому их приготовить.
Канчер выдает. Да, это была ошибка - привлечь к делу Канчера. Прав был Андреюшкин: по своим волевым и психологическим данным ни Горкун, ни Канчер были не способны принять участие в покушении на царя.
Семь шагов.
От окна до дверей.
Семь шагов.
От дверей до окна.
Что знает Канчер? Вильна. Азотная кислота. Я сам встречал Канчера на вокзале, когда он привез из Вильны чемодан с азотной кислотой. Значит, можно предположить, что адреса в Вильне Канчер уже назвал.
Дальше. Канчер знает, что я снаряжал бомбы. Он знает также, что я печатал программу террористической фракции. Он был на последнем собрании боевой группы, устроенном по моей инициативе. Все это, очевидно, уже есть в письменных показаниях Канчера.
Семь шагов.
От окна до дверей.
И обратно.
Какие фамилии знал Канчер? Он уже подтвердил состав сигнальщиков - сам Канчер, Горкун, Волохов. И метальщиков - Осипанов, Андреюшкин, Генералов. Наверняка выдал всех виленских товарищей. Назовет (если уже не назвал) Шевырева, Лукашевича, Говорухина. Впрочем, он их уже назвал - ведь Котляревский спрашивал вчера на допросе о Шевыреве и Говорухине.