Слишком поздно сожалеть. Он должен был сделать все, что в его силах, чтобы помочь Исику сбежать, и, конечно же, это означало отвлечь внимание от дворца. Но привести женщину сюда, в их особое убежище, пообедать, поохотиться и вести себя так, как будто ничего не изменилось, заниматься с ней любовью... Исик жестом остановил его. «Сделайте это», — сказал он, отворачиваясь, и, конечно, был прав. Ей стоило только снять одежду для верховой езды, и ее король был рядом, готовый принять ее, называя ее дорогой, ненаглядной, путешествуя по ее телу тем же языком, который осудил бы ее, отдаваясь в ее руки. Притворяться было легко; встреча лицом к лицу с правдой еще может оказаться смертельной. Он (теперь король видел это с совершенной ясностью) никогда прежде не был влюблен.
Одно за другим он надел свои кольца. Они неделями играли в это, ее губы медленно, томно облизывали его пальцы, пока кольца не соскальзывали. Но где же его коронационное кольцо с рубином размером с виноградину? Где-нибудь среди постельного белья или под тумбочкой. Что ж, пусть там и остается. Он согнул пальцы, и ему пришло в голову, что несколько сильных ударов этими украшенными драгоценными камнями руками навсегда обезобразят ее. Отвратительная мысль! Он никогда не бил ни женщину, ни даже мужчину со времен своей ранней юности. Лучше сделать это через других, не так ли, Оширам? Вытащить из отставки этого палача; похоже, мы еще не можем без его услуг. Выполни ту же работу, о которой тебя просил мой отец, мистер Ужасный-как-там-тебя-зовут, и не ограничивайся ее лицом. Сделай так, чтобы она больше не являлась искушением ни для кого, в том числе для меня.
Конечно, он не отдал бы такого приказа. Он был мягким; он был королем мирного времени. Он осторожно натянул простыню на ее грудь.
Мгновение спустя он стоял снаружи, окруженный своими капитанами, слугами, нетерпеливыми собаками.
— Приготовьте мне лошадь, — сказал он, — и небольшой эскорт, кто бы ни был под рукой. Я немедленно отправляюсь в Симджаллу.
Он залпом выпил чай, стащил из палатки с провизией кусок жареной баранины. Поглощая мясо на глазах у своих людей, как дикарь, он услышал, как она зовет его. Затем ее лицо появилось между складками палатки.
— Милорд, я испугалась, — сказала она голосом, похожим на музыкальный дождь. — Я проснулась и не поняла, где нахожусь.
Очертания плеча, проступающие сквозь грубый холст. Она еще не оделась. Ее губы сложились в слабую улыбку.
— Леди, — сказал он, — это единственная вещь, которую вы всегда знали.
Ее улыбка стала шире:
— Вы дразните меня, милорд. И с вашей стороны очень нехорошо заставлять меня дрожать.
— Я пришлю кого-нибудь развести для вас огонь. В жаровне должны быть угли.
— Вы не хотите вернуться в палатку?
— Я не могу, — сказал он, быстро поворачиваясь спиной. — Идите и прикройтесь.
— Вы сегодня не будете охотиться, милорд?
Вот что прозвучало в ее голосе: первое подозрение, первый намек на перемену.
— Я должен идти, — сказал он. — Вы останетесь в Зимней Крепости на некоторое время.
Молчание, затем:
— Мой господин Оширам, я вам надоела?
Надоела! Ногти короля впились в его ладони.
— Где мой конь, черт бы его побрал? — крикнул он.
Сирарис выдавила из себя смешок:
— Я не понимаю, милорд.
— Неужели?
Долгое молчание. Он больше не посмотрит на нее, никогда. Затем, когда охранник рявкнул предупреждение, что-то маленькое и твердое ударило его в спину. Он вздрогнул, мгновенно поняв, что она бросила. Он отступал назад, пока не увидел, что оно лежит там, это яркое кольцо с рубином и золотом. Его коронационное кольцо.
Он неловко наклонился. Наблюдает ли она за мной? Эти глаза, они все еще устремлены на него, эти губы все еще дрожат от надежды?
Он протянул руку и коснулся кольца. Но, как только он это сделал, в его сознании возникло видение: девушка Исик, задыхающаяся, корчащаяся на помосте в объятиях этого смолбоя, разрывающая ожерелье, которое ее убивало.
Король отдернул руку, оставив кольцо там, где оно лежало. Затем он встал и посмотрел на нее. Никакое заклинание не преображало ее черт, и все же она изменилась. Маска любви разлетелась вдребезги, ее место заняла ненависть. И когда его ботинок втоптал кольцо в грязь, он обнаружил, что смотрит на самое уродливое лицо, которое он когда-либо видел.
— Накормите ее завтраком, — сказал он своим капитанам, — и закуйте в цепи.
Во дворце Симджалла никто не мог говорить ни о чем, кроме войны. Остров до сих пор оставался нетронутым, но мало кто сомневался, что нападение произойдет. Военные корабли Арквала и Мзитрина бороздили проливы, где закончилась последняя война; пушечные залпы освещали ночь. Собственный маленький флот Симджи был загнан в бухту, за исключением полудюжины кораблей, патрулировавших береговую линию, и кто мог сказать, что с ними стало?