Затем ему в лицо ударил бриз, холодный и чистый, дующий с гавани, и он мрачно улыбнулся. Не так стар, как они думают.
Он помнил дорогу к дому ведьмы. В двух кварталах к югу от Уксусной улицы. В четырех кварталах к востоку от заброшенного театра Соленая Девчонка, если в это можно поверить. Мрачные, заброшенные улицы, запахи плохого вина и прогорклого растительного масла. Разбитые уличные фонари, в одном из которых все еще шипел утекающий газ, нависали над ним, как щупальца чудовищных насекомых.
На улицах были бедняки, но они едва удостоили его взглядом. Они носились от двери к двери, неся свертки, хмурясь и кивая друг другу, обмениваясь несколькими словами шепотом. Все так знакомо. Пеллуриды, до Сахарной Войны. Обреченные поселенцы на мысе Користел. Рукмаст, перед отступлением Арквала. Спокойствие людей, которые поняли, что надвигается катастрофа, что их не пощадят.
Именно благодаря этому мимолетному воспоминанию он заметил убийцу. Крупный парень, прислонившийся к дверному проему, слишком расслабленный для данных обстоятельств и глядевший на Исика слишком сосредоточенным взглядом. Лет двадцати-двадцати пяти, и в придачу крепкий, как бык. Не один из людей Отта — слишком заметный, слишком большой и угрюмый, — но это не означало, что безобидный.
Мужчина вышел из дверного проема, ухмыляясь хлесткой ухмылкой. О нет, он не был безобидным. Он в последний раз глубоко затянулся сигаретой и выбросил окурок на улицу. Смерть-дым! Исик почуял его ярдов за десять. Он почувствовал призрак своей собственной зависимости, словно челюсти сомкнулись на его мозгу. Крупный мужчина преградил ему путь.
— Сэр... — начал Исик.
— Только крикни, и я проделаю в тебе дыру размером со сковородку, — сказал мужчина. — Чо в этом мешочке, а? Не, не говори: просто дай его мне, дай сюда.
Исик положил руку на мешочек. Крик о помощи сделал бы его центром внимания, и это могло оказаться таким же смертоносным, как и все, что задумал этот человек. Стальные кастеты, подумал он. Используй их. Прямо сейчас. Но сказал он другое:
— Ты больше меня.
— Больше? Гребаная правда, ты, старый гнилозадый пес. — Мужчина крепко ухватил Исика за рубашку. — У тебя сейчас пойдет кровь, — сказал он.
От этого человека несет смерть-дымом! Исик почти ощущал его вкус. Он почувствовал, как откликается его кровь, как болезненное счастье поднимается в его душе.
— Отпусти мою рубашку, — сказал он.
Мужчина, должно быть, услышал предполагаемую угрозу. Он ударил Исика наотмашь с небрежной жестокостью, выглядя почти скучающим. Затем он положил руку на свой собственный пояс. Там, под потертой ручкой, блеснул металл.
Исик скорчился — слабая борьба старика с неизбежностью смерти. Затем его локоть полоснул мужчину по шее, и стилет сделал свое дело, погрузившись по рукоять в мягкую плоть под челюстью — мужчина упал вперед, безжизненно вытаращив глаза. Исик отшвырнул труп ногой, вне себя от ярости:
— Ты, ублюдок. Ты не должен был умирать.
Затем, как лопнувший нарыв, пришла мысль: у него могли бы быть еще сигареты.
Исик побежал, спасаясь скорее от искушения, чем от доказательств своего поступка. Локоть был теплым и липким — он порезал пальцы, когда пытался закрыть стилет, — колено снова вывихнуто. Позади него кто-то начал кричать.
Вернись. Время еще есть. Вернись и обыщи его карманы.
Где этот чертов кинотеатр? Неужели они сняли вывеску? Он побрел дальше, прихрамывая, стараясь держаться в тени. Люди повсюду. Ближайший отпрянул, что-то бормоча ему в спину. Уже запыхавшись, он заставил себя бежать дальше. Второй поворот, третий. Почему здесь нет пустых улиц?
Смерть-дым.
Выкинь из своих мыслей смерть-дым.
Он остановился, слабо и хрипло дыша, мокрый от холодного пота. Если бы другой наркоман прошел мимо него, он стал бы сражаться за наркотик. За ним повсюду следят. Тень в окне, дворняжка на другой стороне улицы.
Исик попятился и налетел на мусорное ведро. Там были крысы, вероятно, крысы перед ним и позади. Они помнят его по темнице. Они чувствуют запах крови.
Смотрите, смотрите! вздыхала улица. Награжденный солдат! Вождь людей! Тот, кто думает, что может остановить войну!
— Адмирал?
Голос был мягким и осмотрительным.
— Сюда, сэр, быстро.
Драгоценный Питфайр, собака.
Исик, спотыкаясь, перешел улицу.
— Не пялься, пожалуйста, — сказало грязное, лохматое существо.