Киришган поставил свечу на стол. Открыв ящичек, он достал маленький квадратик пергамента, перо для письма и бутылочку чернил. Пазел посмотрел вверх: он не мог разглядеть потолка.
— Что это за место, Киришган? — спросил он.
— Медетоман, комната для паук-предсказаний, — сказал селк. — А теперь, дайте мне подумать...
Он обмакнул перо в чернила, некоторое время рассеянно смотрел на осыпающиеся стены, а затем быстро написал несколько аккуратных слов на клочке пергамента. Он поднес клочок бумаги поближе к пламени свечи, чтобы высушить чернила, задумчиво глядя на Пазела.
— Ваша страна была захвачена и разорена. Это правда, что я не могу знать, каково это — у меня нет страны, которую можно потерять. И все же я кое-что знаю о потерях, Пазел Паткендл. Платазкра убила очень много селков. Мы не склоняемся перед теми, кого не любим, и наша неспособность пресмыкаться у окровавленных ног императора навлекла на нас подозрения. Уже было достаточно плохо, когда Плаз-Клинки приносили Бали Адро победу за победой. Теперь, когда триумф превратился в хаос и поражение, ситуация стала намного хуже. Помимо всего прочего, нас обвиняют в том, что сами Клинки пришли в негодность. Видите ли, мы разговариваем с эгуарами.
— Вы разговариваете с этими монстрами? — воскликнул Пазел, резко вздрогнув. — Для чего?
— Только старейшие существа этого мира обладают памятью, равной нашей собственной, — сказал Киришган. — Мы разговариваем с ними так, как разговаривали бы со своими сверстниками — как, смею предположить, вы хотели бы поговорить с приятелем-ормали, даже опасным, если бы он вошел в эту комнату. Но Вороны вообразили, что мы замышляем их гибель. Они мало что могли сделать эгуарам, но нас они попытались уничтожить. Им это не совсем удалось, но ущерб, нанесенный нашему народу, возможно, никогда не будет возмещен. Не на Алифросе во всяком случае.
Пазел не знал, что сказать. Ему было стыдно за свои прежние слова, сказанные Киришгану, и за свои предположения. В то же время он был рад, что собеседник захотел рассказать ему о такой ужасной потере.
Потом он увидел паука.
Тот спускался на яркой нити прямо над свечой на столе: существо из живого стекла с рубиновыми глазами, вдвое больше того, что укусило его. Киришган наблюдал, как паук опускается, медленно ходя вокруг стола и подняв обе руки, словно в приветствии. Он бормотал заклинание: «Медет… амир медет… амир келада медет...» Паук опустился на расстояние фута от пламени, и его хрустальные лапки рассыпали радугу по камню.
— Иди сюда, Пазел! — настойчивым шепотом позвал Киришган. — Протяни руку!
Нервничая, Пазел приблизился. Он доверял Киришгану, но мысль о втором укусе не доставляла ему никакого удовольствия. С некоторым трепетом он поднял руку. Киришган взял его за запястье и притянул ближе, и у Пазела перехватило дыхание. Голова паука была в нескольких дюймах от кончиков его пальцев.
Существо застыло совершенно неподвижно. У Пазела возникло стойкое ощущение, что эти красные глаза его изучают. Две жвалы, похожие на осколки стекла, осторожно потянулись к его руке. Киришган усилил хватку.
— Не отстраняйся, — прошипел он.
Потребовалось огромное усилие, чтобы не отдернуть руку, но Пазел не пошевелился и почувствовал прикосновение этих странных органов к своим пальцам. Они были колючими; пауку было бы легко схватить его этими жвалами и вонзить свои клыки, спрятанные в стеклянной голове, в палец или ладонь.
Но на этот раз паук его не укусил. Жвалы разжались, и Киришган отпустил его запястье.
— Превосходно, — сказал он. — Начался второй этап твоего лечения.
— Правда? — вздрогнув, спросил Пазел. — Но ничего не произошло, паук едва коснулся меня.
— Требуется только прикосновение. Теперь смотри.
Паук повернулся на своей нити паутины так, что его голова была направлена вверх. Он оставался прямо над свечой. Пока Пазел, как завороженный, смотрел, из его брюшка выступила капля прозрачной жидкости размером с перепелиное яйцо и опустилась к пламени. Капля, прозрачная, но густая, повисла в воздухе, как слеза. В этот момент Киришган протянул руку и опустил маленький квадратик пергамента в жидкость. Он прошел внутрь, пузырек жидкости отделился от паука, и Киришган поймал его с большой осторожностью. Паук пополз вверх по своей нити и вскоре скрылся из виду.
Киришган перекатил каплю из руки в руку, держа в нескольких дюймах над пламенем свечи. Она превратилась в идеальную сферу. Она тоже расширялась, и Пазел понял, что она полая. И очень легкая, потому что двигалась с медлительностью перышка. Затем Киришган убрал руки. Сфера неподвижно парила над свечой, поблескивая в желтом свете.