— Треклято чудесное место без врача, — сказала она.
Пазел подумал о Нипсе и внутренне съежился. Но какой врач мог бы ему помочь? В Арквале Чедфеллоу излечил разговорной лихорадку, но это была болезнь, а не магическая чума. И все врачи Юга, очевидно, потерпели бы неудачу. Сколько ужаса, подумал он, наблюдая, как турах накладывает мокрые бинты на обожженный лоб длому.
— Фокус будет заключаться в том, чтобы уберечь эти дыры от заражения, — сказала Энсил, изучая ногу Пазела.
Нет, подумал он, фокус в том, чтобы продолжать двигаться. Продолжать двигаться и не позволять своим мыслям блуждать там, куда он не мог смотреть. С этой целью он взглянул вверх, на деревья. Прямо над головой было пятьдесят оттенков зеленого. Крошечные бабочки опускались, как водопад оранжевых снежинок.
— По-моему, это не выглядит таким уж адским, — сказал он.
— Да, — сказала Таша, — но я не думаю, что мы уже в Лесу.
Выжившие перевязали свои раны и раны трех оставшихся собак. Затем они отнесли Ваду в лес, соорудили над его телом пирамиду из камней и, задержав дыхание, сосчитали до ста в память о погибших, как делал их народ на протяжении стольких поколений, что никто не мог сказать, откуда взялся этот обычай.
Когда они вернулись, Пазел оглядел оставшихся солдат. Два тураха: воин постарше, со шрамом на лбу, похожим на дополнительную бровь, и мужчина помоложе с угрюмым мальчишеским лицом. Пятеро воинов-длому, включая высокую и способную женщину, которая, казалось, взяла на себя командование своими товарищами.
Ибьен зашел по колено в реку, пристально вглядываясь во что-то в воде.
— В чем дело, парень? — спросил Кайер Виспек. Но вместо ответа Ибьен внезапно нырнул.
Он вынырнул на поверхность во многих ярдах от них, плывя с силой, с которой не мог сравниться ни один чемпион по плаванию среди людей. Пока Пазел наблюдал, он приблизился к нескольким зазубренным камням на середине реки, где скопились палки и другой мусор. Он осторожно вытащил что-то из обломков, затем повернулся и поплыл обратно к берегу.
— Это ваше, Ташисик, — сказал он, выходя. На его ладони покоилась богато украшенная деревянная шкатулка, промокшая и помятая, но целая.
— Шкатулка из Васпархавена! — сказала Таша, беря ее. — В нем то, что, по словам послушника, мне послал ты, Пазел. Я была уверена, что шкатулка потерялась. Но этот прекрасный кристалл — он никак не мог уцелеть.
Она откинула защелку и подняла крышку. К сожалению, она была совершенно права: от изысканной сферы Киришгана не осталось ничего, кроме мелкой пыли. Пергамент был влажным, но не промокшим. Пока остальные собрались, наблюдая за происходящим, Таша достала маленький обрывок и с большой осторожностью развернула его. Почерк селка начал расплываться, но его все еще можно было прочесть.
Секрет клятвы должен быть сохранен — но в такой же мере необходимо почитать и судьбоносную встречу. Поэтому с глубочайшим доверием я говорю вам: ниже по течению, между горами и морем, есть надежда.
Альяш, ухмыляясь, отвернулся:
— Это слишком глубоко и волнительно. Я весь дрожу.
— Ты дурак, — сказал Пазел. — Он говорит нам что-то важное. Так ясно, как только может, не нарушая клятвы.
— Это послание, безусловно, важно, — сказал Герцил, — но мы не можем обсуждать его сейчас. Отдохните еще немного, все вы, и проследите, чтобы ваши раны были перевязаны должным образом. У нас есть свои клятвы, которые мы должны сдержать, и они скоро подтолкнут нас вперед.
Пазел лег, положив голову на камень, наблюдая за бабочками и стараясь не думать о троллях. Он закрыл глаза и увидел их лица, их огненные слюни, их когти. Он услышал, как Дасту сказал что-то о «медсестре Паткендла», и понял, что Таша все еще хлопочет над его ногой. Он снова почувствовал прилив раздражения на нее, хотя и понимал, что это глупость. Чему именно он сопротивлялся? Ее прикосновениям, его потребность в них? Что бы это ни было, Таша почувствовала его беспокойство, и ее пальцы на его бинтах стали неуклюжими.
Очень скоро Герцил созвал всю группу.
— Будет лучше, если вы узнаете правду, — сказал он. — Мы потеряли все наши припасы, за исключением оружия, с которым нам удалось доплыть, и того, что мы с Альяшем несли на спине. У нас есть полдюжины мула, но больше ничего съестного. У нас нет ни запасной одежды, ни непромокаемых плащей от дождя, ни подзорной трубы, ни веревки, ни компаса. Есть факелы и коробок спичек, которые со временем могут высохнуть. Нас двадцать один, и на нас всех осталось девять мечей и два ножа.
— И один пистоль, — сказал Альяш.