Горел второй факел, когда они добрались до подножия одного из гигантских деревьев. Это был прямой столб толщиной в двенадцать или четырнадцать футов. Хотя его кора была покрыта лишайниками, он был гладким, как бумага, без каких-либо бугорков или разветвлений, насколько они могли видеть.
— Нам будет нелегко взобраться по такому стволу, — сказал Кайер Виспек.
— Мы с Майетт справимся, — сказала Энсил. — Эти лишайники выдержат наш вес.
И тут они увидели это: виноградная лоза, за которой они следовали с самого начала, пустила корни здесь, прямо у основания дерева. За ним не было четкого пути, по которому можно было бы следовать.
Герцил остался невозмутимым.
— Мы проложим новый путь, — сказал он. — Подойди сюда, Неда, и считай шаги, и говори каждый раз, когда дойдешь до двадцати.
Обливаясь потом и спотыкаясь, они двинулись дальше. Каждый раз, когда Неда говорила, Илдракин делал глубокий надрез на уровне груди в ближайшем грибе.
— А что, если мы пропустим один, Станапет? — крикнул Альяш. — А что, если их кто-нибудь съест? Я говорю, что это безумие.
— Боцман прав, — сказала Майетт, обращаясь к Энсил (Пазел услышал). — Нам не следовало спускаться на лесную подстилку! Мы должны были бы идти наверху, при свете солнца!
— А потом? — спросила Энсил. — Чародей не выходит на солнечный свет. Что, если бы мы весь день шли по поверхности только для того, чтобы не найти путь вниз?
— Я не хочу умирать в этом месте, сестра, во время путешествия с гигантами. В Масалыме меня ждет воссоединение.
— Я вообще не хочу умирать, — сказала Энсил. — Но, Майетт, будь честна с самой собой: Таликтрум наверняка вернулся на «Чатранд» до того, как корабль отчалил.
— Ты не знаешь его так, как я, — сказала Майетт, — и ты не слышала его слов, обращенных к Фиффенгурту. Ничто не убедит его вернуться в клан.
— Любовь может, — сказала Энсил, — и, я думаю, у вас будет воссоединение, каким бы маловероятным это ни казалось. Мы еще не побеждены.
— Энсил, ты меня поражаешь. Ты действительно так в них веришь?
— В людей? — удивленно спросила Энсил. — Не во всех них, конечно. Но в Герцила, смолбоев и Ташу — да, в них я очень верю. Они это заслужили. И, кроме того, я чту… то, что заставляет нас объединиться. Так же, как мы чтим основателей дома Иксфир, то, ради чего они жили и умерли.
Она знает, что я слушаю, подумал Пазел, улыбаясь. Это Диадрелу свела нас вместе, Энсил. Твоя учительница, любовница Герцила, мой друг. Диадрелу, которая показала нам, что такое доверие.
Кто-то закричал.
Мгновение спустя Пазел понял, что это был Альяш. Он держался за голову, шатался и врезался в остальных. Затем Пазел увидел, что в воздухе витает что-то похожее на мелкие опилки, сыплющиеся с его рук и головы. Часть их попала в пламя факела и затрещала; часть коснулась ближайших к Альяшу людей, и они тоже вскрикнули.
Альяш канул в темноту, ослепший от боли, проносясь сквозь белые связки, похожие на занавеси. Остальные бросились в погоню. Кайеру Виспеку и Неде удалось схватить его примерно через тридцать футов, но потребовалась вся группа, чтобы его успокоить.
— Он делал дополнительные зарубки, — сказал старший турах. — Он боялся, что ты недостаточно хорошо размечаешь тропу. Я собирался что-то сказать, когда он разрезал один из этих жирных желтых шариков, и тот взорвался! Кредек, я сам вдохнул этот порошок, он обжигает, как гром-табак!
— Я тоже этим дышал, — сказал Ибьен. — Что такое гром-табак?
— Что-то, с чем нельзя играть, — сказал Герцил, — вроде тех созданий, что растут в этом Лесу. Ты дурак, Альяш. Ты рубил какой-нибудь гриб на своем пути или выбрал этот, потому что он напоминал мешок, готовый лопнуть?
Из глаз Альяша текли слезы:
— Больно, черт возьми...
— Вам повезет, если споры не сделают ничего хуже, — сказал Болуту.
Альяш заорал на него:
— Что это должно значить, ты, проклятый рыбоглазый доктор для свиней?
С редкой яростью Болуту парировал:
— Эти рыбьи глаза видят больше, чем маленькие устрицы на твоем лице! Я знаю! Мне пришлось пользоваться ими двадцать лет!
Они все еще препирались, когда Лунджа вскрикнула: «Индрит! Индрит исчез!» Она говорила об одном из своих товарищей, солдате Масалыма.
— Он был прямо рядом со мной! — крикнул другой. — Он не мог уйти далеко!