Маленький Марио еще нетвердо стоял на ногах, я с легкостью ускользала от него, исследуя многочисленные комнаты и веранды. К тому же, женщины дома Нури в то время еще возились с собственными детьми, и немалая доля их внимания доставалась сынишке Хоакина. Я, в свою очередь, привычно уворачивалась от приставаний, предпочитая шастать по дому в одиночестве. Ко семейства Нури славились своей бестолковостью; отданная в конце концов на их попечение, я как-то утром сумела выбраться за ворота. И побежала в сторону Озера. Оно лежало настолько близко, что по ночам до детской комнаты, в которой нас с Марио поселили, доносились его тяжкие вздохи.
Подходить к берегу я опасалась, поэтому устроилась в траве на ближайшем пригорке. Над водой шевелились обрывки желтого тумана, на берегу слева от меня громоздились камни Фредерики - с них она погружается в Озеро. Освещенные солнцем, они казались иссиня-черными, но из рассказов Теодора я знала, что на самом деле эти угловатые валуны - серые, в точности как металл старинного оружия. С одного из их высоченных сглаженных выступов моя мать когда-то прыгнула в темную воду. Суарги загоняют сюда отживших свое сородичей... Мне хотелось забраться на эти камни, чтобы посмотреть на Озеро поближе, однако не хватало решимости. Или, как вскоре выяснилось, глупости.
Солнце припекало спину и голову. Я быстро сплела зонтик и прикрылась, как учили нас взрослые. Лежа на животе среди тонких стеблей вянущей травы, я разглядывала зловещие камни, висящий над Озером туман, водную поверхность, которой он почему-то не касался, неровные берега, лишенные каких-либо деревьев. В то время мне еще не было известно, почему вокруг Мертвого Озера растет лишь вездесущая безымянная трава и отчего стоит такая пронзительная тишина. Кажется, я даже заснула, потому что следующее, что помню: тени сильно переместились, освещенные прямыми солнечные лучами камни выглядят ослепительно белыми, а измученная трава почти прижалась к земле. Она снова выпрямится - вечером, после заката - так бывает всегда. И всегда бывает, что за глупость приходится расплачиваться.
Мне надоело валяться в траве, хотелось есть, пить и вообще домой. Но до Усадьбы далеко, а возвращаться в шумный дом Нури не очень тянуло. Как только я окончательно решила все-таки забраться на камни Фредерики, чтобы посмотреть на озерную воду, спутанные стебли у валунов коротко шевельнулись. Вжавшись в землю, я затаила дыхание. Стебли дрогнули снова. Я ждала. Кто-то крался к Озеру, крался осторожно, то и дело останавливаясь надолго. Кто-то небольшой, его не было видно даже в полегшей траве на берегу. В моей руке будто сам собой очутился нож - мой самый первый, детский. Джейк смастерил его из чешуйки дикой рыбы и тонких длинных полос буйволиной кожи. Я аккуратно повернула лезвие так, чтобы оно не могло выдать меня своим блеском.
Солнце сдвинулось еще немного, и на один из самых маленьких камней осторожно выползла небольшая ящерица. Горбоносая морда поворачивалась из стороны в сторону, высматривая врагов. Но стояла тишина, и ее не нарушали ни шаги, ни дыхание, а стук чужого сердца эти животные слышать не умеют. Рыжеватый хохолок на голове зверька распушился, короткие крылья растопырились в стороны, ящерица вильнула раздвоенным хвостом и начала спускаться по каменной поверхности. Свет бликовал на когтях и шипах, спинной гребень подрагивал. Желтый туман над Озером не доходил до берега, часть валунов нависала над водой низко-низко. Я смотрела, как ящерица остановилась на краю выступа и, наклонившись, вытянула шею вперед, словно всматриваясь в лежащую перед ней темно-синюю воду. Внезапно зверь покачнулся, узкие ноздри его расширились, кончики хвоста заметались, забили по камню. Позабыв об осторожности, я приподнялась, чтобы лучше видеть происходящее.
Водная гладь вблизи берега вздыбилась гигантским пузырем. Он лопнул, разметав висящие над водой дымные клочья. Колыхнулась вода, Озеро тяжело вздохнуло. В нос ударил какой-то знакомый запах. Я сморщилась и запоздало уткнулась лицом в рукав. Но тут же снова подняла голову. Этот запах я хорошо знала, просто не сразу сообразила, чем пахнет. Живущие в Усадьбе совины время от времени выбрасывали свои пустые яйца из гнезд прямо на землю. Если ко не успевали убрать их вовремя, расколовшаяся скорлупа, полежав немного на солнце, начинала издавать точно такую же вонь. Теодор говорит, совины отличают живое яйцо от мертвого задолго до рождения детенышей и сразу выкидывают ненужное. Жалко, люди так не умеют - можно было бы заранее избавлять слабых близнецов от многолетних страданий.
Животное лежало, судорожно растопырив лапы и неестественно изогнувшись всем телом. Бока его раздулись и опали в последний раз, ноздри замерли, остановился раздвоенный хвост. Молодая, полная сил ящерица умерла прямо у меня на глазах. Ее убило Мертвое Озеро. Пока я осмысливала увиденное, водная поверхность неожиданно качнулась у берега. Я вскочила, готовая бежать прочь во весь дух. Матовая вода заволновалась, и на валун, нависавший над нею, с шорохом плеснула сине-зеленая волна. Она слизнула безжизненное тело ящерицы, оставив на камне широкий мокрый след. И успокоилась. Над темной озерной водой снова сомкнулся полупрозрачный туман. Как будто ничего и не было.
Вернувшийся в мое отсутствие Хоакин, узнав, что я без спросу выходила за тын дома Нури, задал мне в тот день грандиозную трепку. Но ничто не могло омрачить моей радости: мне показалось, что я разгадала тайну Мертвого Озера! Никакое оно не мертвое, оно - отравившее даже воздух над собственной водой - безжалостно уничтожает приближающееся к нему живое, делает из живого - неживое и, подобно большинству хищников Долины, поглощает его, продлевая собственное существование чужими жизнями. Мою спасла неопытная молодая ящерица: ведь если бы она не захотела пить, мокрое место на камнях Фредерики осталось бы от меня. Жаль, что в то время я сама еще не умела управлять своим разумом вне тела и отличать живое от мертвого на расстоянии.
Я никому не стала рассказывать о том приключении: малявка Марио тогда еще не воспринимался мною всерьез, Джейк ничего бы не понял, а Теодор, наверное, оторвал бы мне голову за самостоятельный поход в такое опасное место. Но я с тех пор перестала, подобно всем нашим, ежиться, заслышав вздохи со стороны Мертвого Озера. Оно на долгое время утратило для меня таинственность, и я даже не злилась на Хоакина, когда он запрещал нам с Марио гулять по северо-восточным тропам. Мы все равно не ходили в сторону Озера - там было неинтересно. Пару раз я пыталась настаивать - просто посмотреть, чем он обоснует запрет, но Хоакин, как обычно, хмуро обрывал мои возражения:
- Я сказал 'нет', и этого достаточно, Алармель. Станешь взрослой - будешь делать что хочешь.
Надо ли говорить, с каким нетерпением я ждала этого события - стать взрослой? Мой отец уже в четырнадцать получил полное управление Усадьбой, хотя и по тогдашним законам совершеннолетие у людей наступало намного позже. Но в четырнадцать я еще и не начинала расти, да и теперь, если верить Хоакину, продолжала вести себя как неразумный ребенок. Никто не отдаст мне ни Усадьбу, ни ко раньше, чем положено. Разве что случится что-то из ряда вон выходящее, как бывало в старые времена. Но этого никому в Долине не хотелось, даже мне.
Продолжение следует