-- Эвтин! Надо отходить, сгорим здесь, нахрен! -- заорал Пирр, -- Эвтин!
Перебей Нос корчился на земле, царапая скрюченными пальцами пустые глазницы. Лицо его, плечи, грудь -- один сплошной ожог. Льняной панцирь превратился в лохмотья, размотался.
-- Держись, Эвтин! -- рыжий подхватил командира подмышки, -- Медведь, помогай!
Полидор схватил лохага за ноги, и они потащили его прочь.
Следом за первой рухнула вторая башня. К молу спешили ещё полдюжины финикийских триер. Немногие выбравшиеся из этого Тартара македоняне бежали к берегу. Финикийцы, прикрываемые стрелами своих метательных машин и лучников высадились на мол и теперь спешно вбивали кувалдами между камнями деревянные клинья, рубили верёвки, которыми крепились балки, основа насыпи. Торчащие пеньки свай защитники Тира зацепляли канатами и триеры, давая задний ход, да так, что по бортам вода вскипала, вытягивали их из вязкого илистого дна.
Им удалось разрушить почти сорок локтей насыпи и дотла спалить гелеполы вместе с установленными в них машинами. Завидев приближающиеся от берега по молу новые силы противника, выстроившего стену щитов, тирийцы спешно поднялись на свои корабли и двинулись восвояси, хохоча и понося македонян. Волны в течение этого и следующего дня обрушили ещё около тридцати локтей расшатанного мола.
Теримах, счастливчик, оказался одним из немногих, кто не получил в этой заварухе ни ожога, ни царапины. Медведю повезло меньше, в самом конце боя он схлопотал стрелу в плечо. Рану он заметил лишь на берегу. Кривясь и морщась, проткнул плоть насквозь, выпуская наружу наконечник, отломил его и вытащил древко.
-- Надо прижечь, -- посоветовал Пирр, -- здесь, на югах, заразу схлопотать -- раз плюнуть.
Полидор согласно кивнул. Большинству гипаспистов, защищавших мол, повезло куда меньше, чем друзьям. Эвтина живым даже до берега не донесли. Труды нескольких месяцев работы пошли прахом.
* * *
-- Александр, это сам Зевс подаёт знак! Приступом взять Тир нельзя. У нас нет флота, а без него подобная осада бесполезна. Отступись, ну зачем тебе обязательно входить в этот город? Они и так изъявляли покорность! Да принеси ты жертву в Старом Тире! Они будут платить нам. Нам, Александр, не персам! Ты губишь людей лишь ради славы! Безо всякой практической выгоды!
Парменион раскраснелся, ухоженная седая борода растрепалась, на лбу блестела испарина. Он говорил уже долго, изобретая множество доводов, которые по его мысли убедят царя отступиться от Тира. К чему впустую биться лбом об эти неприступные стены? Филипп бы не стал.
"Осёл, гружённый золотом, перешагнёт через стену любой крепости"
Конечно, тирийцев подкупить непросто. У них самих золота столько, что они из него ночные горшки льют. Как говорят. Ну, есть и другие способы. Но силой город не взять. Филипп нередко останавливался перед препятствием, не в состоянии достичь цели оружием, но неизменно одолевал любого противника. Не силой, так хитростью.
-- Вот Филипп бы...
Парменион забылся, переступил черту дозволенного. Александр, мрачно внимавший многословным излияниям старика, который давно уже не понимал поступков сына своего друга, вспылил:
-- Твоего царя, Парменион, зовут иначе!
Престарелый полководец заткнулся, потупив взор. Вздохнул.
"Он все больше становится похожим на бабу. Старую, крикливую, наполовину выжившую из ума торговку на агоре. Многословен и глуп. Он не понимает. Никогда не понимал", -- раздражённо подумал царь.
Он обвёл взором собравшихся в шатре. Стратеги -- Пердикка, Кратер, Кен, Филота, Мелеагр и другие, расположившиеся за большим столом для совещаний, застыли в ожидании приказа царя.
-- Ты говоришь, нет флота, -- сквозь сжатые зубы процедил Александр, повернулся к Гефестиону, сидевшему по его правую руку, -- будет у нас флот. Гефестион, я отправляюсь в Сидон. Надо как следует тряхнуть этих жирных толстосумов. Ты остаёшься здесь старшим. Восстановишь разрушенный мол. И возведёшь рядом ещё один.
Парменион вскинулся в удивлении. Ещё один? Этот строили четыре месяца!
Александр заметил его движение, повысил голос.
-- Ещё один! И не две башни, а четыре! Строй новые машины, Гефестион. Пусть люди Диада работают днём и ночью. В оконечности одного мола, пока ведутся работы на соседнем, возводить прочную насыпь со стеной. Чтобы у Адземилькара даже мысли больше не возникло повторить то, что он совершил.
-- Все сделаю, Александр, -- твёрдо ответил Гефестион.
Царь заметно успокоился. Вот, надёжный, преданный друг, на которого всегда можно положиться, который не подведёт. Счастье, что он есть!
-- А откуда в Сидоне флот? -- удивлённо спросил Пердикка, -- там же всего пяток триер зимовал. А остальные у Автофрадата.
-- Были у Автофрадата, -- раздался голос от входа.
Там стоял, скрестив руки на груди, Эвмен, эллин из Кардии, глава царской канцелярии и по совместительству начальник катаскопов-разведчиков.
-- Как вы знаете, Энил, царь Библа, перешёл на нашу сторону, -- объяснил Эвмен, -- как только прошли Посейдоновы игры[7], он с восемью десятками триер отплыл от берегов Троады, где торчит Автофрадат.
-- Это, пожалуй, действительно нас уровняет в силе с Тиром, -- прикинул Мелеагр.
-- Вот именно! -- резко ответил Александр.
-- Это ещё не все, -- невозмутимо сказал Эвмен, -- десять дней назад в Сидон прибыл флот кипрских царей под общим началом наварха Пнитагора. Сто двадцать триер и пентер.
-- Ух ты! -- восхитился Кен, -- мощь!
-- Ещё туда должны вскорости прибыть четыре тысячи наёмников, которых навербовал в Пелопоннесе Клеандр -- добавил Эвмен.
У Кена уже и слов не нашлось, он лишь в возбуждении треснул кулаком по столешнице. Та жалобно скрипнула.
Парменион пристыженно молчал. Его сын, Филота, командир конницы "царских друзей", гетайров, поджав губы, переводил взгляд со своего отца на Александра и обратно.
-- Я возьму с собой четыре илы "друзей", включая царскую, -- сказал Александр, -- хилиархию гипаспистов, полторы тысячи агриан и пятьсот критских лучников.
-- Зачем столько? -- поинтересовался Кратер, -- ты же пойдёшь по земле, которая уже наша. Тут кругом на тысячу стадий даже духа персидского нет.
-- В Сидоне я приму и организую флот, -- ответил царь, -- и он отправится к Тиру. Без меня. А я прогуляюсь до Антиливана.
-- Зачем?
-- Купцы из Дамаска жалуются, что на горных перевалах местные племена грабят караваны. Совершенно обнаглели с тех пор, как отсюда ушли персы. Мы покажем, что пришли сюда не как налётчики-грабители. Это моя земля и всякий, кто посмеет нарушить законы, которые я дам ей, будет наказан. Никто здесь не воспрепятствует свободной торговле. Летучего отряда хватит, чтобы разогнать разбойников. Пойду быстро. Обогну с востока озеро, которое называют Галилейским морем, и вернусь его южным берегом в Тир. Касательно этого вопроса, все.
Стратеги загомонили было, обсуждая царский приказ, но Александр хлопнул ладонью по столу, призывая к тишине.
-- Есть ещё одно дело, -- царь поманил кардийца, -- Эвмен.
Тот подошёл и протянул царю свиток папируса. Александр небрежно катнул его по столешнице, разворачивая.
-- Что это? -- спросил Филота.
-- Письмо, -- губы Александра скривились в усмешке, -- от царя царей.
-- Чего он хочет?
-- Он хочет получить назад свою мать, жену и детей. Предлагает за них десять тысяч талантов выкупа, всю Азию до Евфрата, руку его дочери, дружбу и союз.
Стратеги ахнули.
-- Что вы об этом думаете? -- спросил царь.
Парменион поднял голову и твёрдым голосом заявил:
-- Едва ли он предложит нечто большее. Если бы я был Александром, то несомненно, принял бы эти условия мира и не испытывал бы далее изменчивого счастья войны.
-- Клянусь Зевсом! -- воскликнул царь, -- я поступил бы так же, если бы был Парменионом!
Пожилой стратег осёкся и больше не проронил ни звука.