-- Нужно лишь взяться за весла Ладьи, Ипи! Взяться за весла и...
Ранефер не дал сестре договорить, замкнув её уста поцелуем.
* * *
Даже перед Иссом Александр не устраивал совет с таким количеством участников. В самом большом зале царского дворца Града-на-острове собрались не только военачальники. Присутствовали: прорицатель Аристандр, главный механик Диад, историк Каллисфен. Последний приходился племянником Аристотелю и состоял в царской канцелярии, занимаясь, вместе с Эвменом, землеописанием и составлением дневника похода. Пригласили командиров сидонян, начальников союзных киприотов. Даже посольства некоторых эллинских полисов, которых Событие застало в осадном лагере.
Царь взял слово:
-- По всему лагерю бродят слухи, сплетни и пересуды, один другого сказочнее. О причинах случившегося говорить будем отдельно и не сейчас. Все войско перенеслось на двенадцать столетий в прошлое. Это установлено точно. Вокруг нас совершенно чужой мир, наша память о котором скупа и отрывочна. Есть ли способ вернуться обратно, -- Александр посмотрел на прорицателя, тот покачал головой, -- мы не знаем.
По залу прокатился вздох. Многие, и среди них даже весьма трезвомыслящие, до последнего питали робкие надежды, что "вот вернётся царь и все образуется", но слова Александра словно крышку погребальной урны захлопнули.
-- Скорее всего, мы уже никогда не увидим родины, отцов и матерей. Не обнимем своих детей. Для них мы мертвы. Но даже не это страшно. Двенадцать столетий... -- взгляд царя коснулся Каллисфена, -- весьма вероятно, что не родились мои предки, Ахилл и Геракл. Ахейцы не помышляют о войне против крепкостенной Трои.
Большинство присутствующих прятали глаза, переживая, каждый про себя, общую, но такую личную трагедию. Многие, за дни, прошедшие с момента События, уже успели смириться, и вот теперь царь растеребил рану. Некоторые только сейчас в полной мере осознавали, что произошло.
Царь долго беседовал с Аристандром, допрашивал финикийских и египетских жрецов. Кое-кого с пристрастием. Некоторые из "пурпурных" держались высокомерно, запугивая Александра всевозможными карами, какие Баал ещё припас на его голову.
"Баал-Хамон всемогущ! Только тронь нас, нечестивец, и узнаешь, что ты -- лишь червь!"
Им свернули шеи. Дождь из серы на голову святотатца проливаться не спешил.
Египтяне вели себя не столь высокомерно, не разбрасывались пустыми угрозами, но тоже стояли на своём:
"Воля Триединого и Владычицы Истин. Никто из смертных не в силах противиться".
Никто не в силах... Жрецы не были способны на чудо. Как и Аристандр.
"Смирись".
Друзья и ближайшие военачальники с опаской смотрели на царя, но знакомого белого пламени в его глазах не появлялось. Александр был внешне спокоен, собран, деятелен.
Несколько дней пролетели в беспрерывных совещаниях со стратегами.
В деталях разбиралось сражение на пустоши, бой с кораблями египтян, схватка в порту Ушу. Александр жадно, как губка, впитывал все сведения о новом противнике.
-- Смотри, царь, -- говорил Ликон, начальник критских лучников, показывая Александру египетскую стрелу, -- тростинка, древко втрое легче деревянного. Не нужно много усилий тратить, чтобы спрямить его. При этом оно не коробится от влаги. В полёте стрелу не закрутит, потому египтяне не используют большое оперение. Стрела летит дальше и точнее. Наконечник тяжелее наших, щиты пробивает навылет. И луки их помощнее будут, при этом выбираются легко, до плеча, не до груди. Самолично опробовал те, что захватили. Луком у них чуть ли не каждый воин вооружён...
-- Они, Александр, -- рассказывал Неарх, -- избегали столкновений. Пытались уклоняться и жечь нас стрелами, снабжёнными каким-то горючим составом. Не просто сера и смола, как у нас. Что-то другое. Тушить гораздо тяжелее. Если бы в проливе места побольше, мы, наверное, даже бы приблизиться к ним не смогли. Они, видать, как скифы воюют, стреляют да отходят. А бьют много точнее, хотя и не так далеко, как мы. Я рассмотрел, у них в машинах не волосяные канаты. Гибкая бронза. Не отсыревает и не сбивает прицел.
-- Мужи все рослые, мощные, -- вспоминал Птолемей, -- и не мудрено -- вон, сколько бронзы на себе таскают. Строй держать умеют, но не слишком им дорожат, когда атакуют, вся их фаланга сразу рассыпается. Но бьются, как "бессмертные" Дария, будто в каждом по Аяксу сидит. Пока одного такого завалишь, семь потов сойдёт. Персы, сам знаешь, в единоборстве сильны. Если бы им такую броню, как у этих египтян, мы бы с ними долго возились. Мечи ещё у варваров жутковатые. Щиты крушат в лёгкую, а тупятся еле-еле. Сам посмотри. Вдвое тяжелее наших, махать устанешь. Верно говорили, в старые времена не люди -- титаны были.
Александр слушал, внимал, мрачнел. Он не обманулся той лёгкостью, с которой сам одолел бестолковую толпу конных варваров, разбежавшихся от одного пинка. Оценив после битвы потери, расспросив Птолемея и прочих начальников, понял, сколь сильного противника встретил. Новый враг -- не чета Дарию, царь все больше укреплялся в этой мысли. Но одновременно по жилам растекался огонь: вот он, его собственный Гектор.
Эвмен, раскрывая одну за другой восковые таблички, бесстрастно докладывал о состоянии дел. Количество воинов, гребцов, слуг, ремесленников и прочего люда прибившегося к армии. Число кораблей, лошадей. Запас продовольствия. Казна.
-- Н-да... -- только и смог вымолвить Парменион.
Александр посмотрел на него, потом встретился с озабоченными взглядами Гефестиона и Птолемея. Почти сто тысяч человек, из которых воинов менее половины, нужно чем-то кормить. Каждый день. Подвоза продовольствия из городов, оставшихся за спиной, больше не будет. Сидон, Библ и Арад слыхом не слыхивали про Александра.
Не будет новых воинов из Македонии и с мыса Тенар[120]. Четыре тысячи наёмников, которые прибыли в лагерь всего за несколько дней до События -- последние эллины, пополнившие войско. Потери не восполнить.
На юге -- грозный противник, это уже понятно всем. А на севере, востоке?
-- Там царство хеттов. Оно расположено там же, где в нашем мире Каппадокия, -- сказал Адар-Мелек, -- ещё, припоминаю, было обширное царство Ханигальбад[121], где-то на месте Мидии. Оба -- давние соперники Страны Реки.
-- Насколько они сильны?
-- Наверное, сильные. Фараоны много воевали с ними. Прости, царь, я мало знаю об этом. О столь древних временах больше знал Энил.
Царь задал ещё несколько вопросов, но ответы финикийцев его не удовлетворили. Он узнал, что летописи "пурпурных" повествуют о временах фараона Менхеперры, но из присутствующих их мало кто читал. Угодившие в одну лодку с македонянами высокородные хананеи, в юности, когда наставники и воспитатели внушали им почтение к деяниям предков, не слишком утруждали себя запоминанием жизнеописаний царей, кости которых давно рассыпались в прах. Зачем им, купцам, каждый из которых немножко воин и воинам, каждый из которых в большей степени купец, помнить содержание присыпанных пылью веков клинописных табличек? Более-менее внятно они могли рассказать о временах падения Ашшура, но не ранее.
Александр скрипнул зубами. Эвмен подумал, что надо обязательно расспросить Дракона и попенял сам себе, что не догадался поинтересоваться раньше о том, какие государства окружают Финикию сейчас.
Царь медленно обвёл взглядом присутствующих. Полководцы и советники, переглядывались и молчали. Парменион вздыхал: было видно, что он хочет высказаться, но не решается, опасается, что вновь не угодит Александру.
Царь видел страх на их лицах. Ещё недавно это зрелище казалось невозможным. Даже тогда, когда все огромное воинство Дария развернулось пред ними на правом берегу Пинара, в глазах македонян и эллинов светилась решимость и уверенность в своих силах. Александр не сомневался, что каждый воин в тот день готов был повторить на новый лад слова, ставшие притчей во языцех в эллинском мире: "македоняне не спрашивают, сколько их"[122]. Персов в два раза больше? Да хоть в три![123]