Оттянул затвор, по одному дослал в магазин еще четыре патрона. Вспомнилось, что я в самом деле стрелял за речкой четыре раза. В одного, похоже, попал. Он заорал. Остальные пули, наверное, в молоко – хотя, может, и нет. Сейчас я просто должен положить еще троих-четверых, не меньше, но лучше пять-десять! Вот только дождусь, когда первый в реку полезет, тогда в него, а потом еще двоих-троих на берегу. Остальные, понятное дело, начнут метаться и бить по мне. Ну а там поглядим, как оно будет – состязание с ними в меткости в реальности-то… Стреляю я очень неплохо. Не знаю, как реципиент, а для меня триста метров из автомата – дистанция привычная. А тут винтовка, да еще и бьет хорошо. Правда, фрицы – не урюки, с которыми довелось перестреливаться, а лес – не горы, но…
Они вышли из-за бугра кучей. Не меньше двадцати человек сразу. Сначала бродили по берегу и о чем-то перекрикивались с теми, что остались за бугром. Оттуда слышался звук двигателя грузовика. Потом подошли еще десятка в два, тоже в шинелях и белых халатах. Вот они! Все сорок с копейками как на ладони – сплотились, как сельди в банке! Ну сейчас я вас! А тем временем первые, что вышли к реке, уже попробовали перейти по мосту, но залили сапоги и под хохот других вернулись на берег.
Я уже взял было на мушку того, который распоряжался, и хотел открыть огонь, когда двое, внимательно слушавшие его, взяли друг друга за руки и вошли на мост боком.
«Отлично, – подумалось мне, – вот сейчас сниму тех, что с винтовками на изготовку, потом тех, что в реке, и пройдусь по тем, что готовятся к переправе… Троих точно положу, если не пятерых. С такого расстояния по такой цели бывшему офицеру, пусть даже саперу, промахнуться – грех!» Аккуратно взял ровную мушку, подвел ее на уровень поясницы правого фрица, что стоял у уреза воды, хищно глядя в мою сторону, и, затаив дыхание, как учили, плавно нажал на спуск…
Не знаю, что тут произошло. Перед глазами вдруг вспыхнуло ярко-голубое сияние, потом ослепительный белый свет, превративший окружающий пейзаж в негатив, и тьма… Я закувыркался через голову и полетел куда-то, теряя сознание…
Сознание вернулось так же внезапно, как и ушло. Я вдруг почувствовал, что вишу, распятый на кольце, которое медленно поворачивается, а с лица кто-то снимает… нет, даже сдирает маску. Из тишины всплыли знакомые голоса:
– Смотрите, и он, похоже, отключился!
– Тут, по-моему, все не так плохо. Господин Матвееф, похоже, просто очень эмоционално воспринял свое путешествие. Недаром вед он так настойчиво показывал нам именно это место для своей материализации в прошлом!
С трудом разлепляю веки. Зрение медленно возвращается. Из темноты постепенно возникают две фигуры, которые возятся с ремешками, держащими меня на кольце.
– Господин Матвееф, обопритес левой ногой на помост, вам будет удобнее. Мы сейчас освободим вас от креплений, – донесся слабый голос господина Лейбница.
Я потряс головой и встал на помост сначала одной, а потом и второй освобожденной от пут ногой, ожидая, когда будут освобождены и руки, но, когда это произошло, неожиданно рухнул вниз и не мог сделать ни шага, пока Виталий не протянул мне руку, помогая подняться.
Сознание отказывалось верить, что я опять в тепле, сухости и безопасности, что уже не надо опасаться вражеской пули, что смерть от голода не стоит на пороге. Вернувшаяся такая привычная некогда действительность теперь казалась сном. Нет, все-таки та война была иной, совсем иной, чем все мои, вместе взятые. И тем более сильно меня туда тянуло, чем больше я узнавал о ней. Тянуло, несмотря на перенесенные испытания.
Я не спеша оделся в свой ставший таким непривычным костюм, автоматически, вполуха слушая излияния Лейбница и Виталия, совершенно не понимая, о чем они говорят. Потом оглянулся и, с трудом разлепив пересохшие губы, хрипло попросил:
– Жрать хочу!
– О, нет проблем, – отозвался господин Лейбниц, быстро подошел к двери и широким жестом пригласил следовать за ним.
После десятка поворотов в таких похожих друг на друга коридорах мы поднялись куда-то на лифте и вдруг вышли в большой мягко освещенный зал, где в дальнем углу, в нише позади принимающих пищу и отдыхающих посетителей, нас ждал небольшой, но обильно сервированный стол.
Глава 4
Занавес приоткрывается
– Прошу вас. – Господин Лейбниц картинно указал мне место во главе стола.
– Спасибо. – Я отодвинул стул и уселся на мягкое сиденье.