В Москве среди молодежи вакханалия американизма. Павильон США на ВДНХ полон народа. Марки машин, брошюрки дизайна квартир, бесплатные каталоги, ослепительные американские улыбки. Восторженное отношение к новым кумирам. Всякие тёмные суетливые личности. Быстрое размножение вируса моральной заразы. Нарастает во мне недоброе чувство к этому образу жизни. Конечно, Москва разная. Москва хороших и честных людей, и всякой дряни и гнили. В сравнении с ними понятие «мещанин» скоро будет равноценно понятию «порядочный человек».
И всё же свежий ветер подул.
В Москве появляются иностранцы. На Садово-Самотечной у тротуара автомобиль. Южные люди. Он выходит слева и открывает дверцу для своей спутницы. Вокруг толпа зевак. Какими же мы, должно быть, кажемся жалкими, внушающими невольное презрение людям свободного мира! Негр из Африки несёт в лице свет свободной воли, естественности, гордость ума. Чёрное его лицо светлее, чем лица многих белых советских людей.
Двойственный путь
С вещами проникают в сознание и идеи американского образа жизни и стиля поведения. Некоторые очень любопытны. Например, психология утвердительных и отрицательных ответов в их отношении к пользе дела. Если вы хотите согласия с вами, надо включить механизм положительных ответов. На этом основаны и успехи гипноза: внушение собственной воли на базе доверия и симпатии. Двойственный путь. Открываются возможности и для согласия и для манипуляции чужой волей.
В моду входят курительные трубки, бородки а ля Хемингуэй. Молодёжь считает его своим, называет «Хэм». Книги его читаются с жадностью, как и Ремарка. Его слог: магия заговора, монотонные повторы ритма, мучительная и сладкая боль, контраст между жёсткой интонацией и горько-сладкой печалью предчувствуемых утрат, пространство диалога, состоящего из реплик-намёков. За внешним смыслом слов течёт другая река. Второй, скрытый план.
Русскому уму присуща стихийная надежда на счастье, которое придёт само, «по-щучьему веленью», что он и осуществляет, прикрываясь партийной дисциплиной и плановой экономикой.
Есть истина философская, которая для честного ума превыше всего. «Платон мне друг, но истина дороже». Для большинства же истинно то, что им нравится, что выгодно. Вот почему придуман закон, стоящий над чувством.
После Москвы город в провинции кажется грязным, запущенным, наводит тоску.
Вот выходят на прогулку «отцы города», вышагивают в клубах пыли. Идут и простые смертные. Для тех и других пыль и грязь привычны, неизбывны, такое же явление природы, как дождь и снег.
Несу в редакцию заметку. «Женщины! Вам не помогут даже кремы фирмы „Коти“, пока уличная пыль будет съедать нежность ваших ланит».
В редакции пожимание плечами. Нас разделяют три-четыре столетия. Здесь всё ещё шестнадцатый век.
Откуда столько пыли? Сахары рядом нет, мы не в Турции. Но кажется, что живешь в каком-то захудалом азиатском городке.
Весенний день, но солнце не в радость. Воздух пропитан мельчайшими частицами пыли. Солнечный свет заткан сухой паутиной. Дыхание жаркого ветра ― и под галочий издевательский крик поднимается пыль, зависая над городом.
Странный город
Расположение не солярное, не радиальное. Ни кремля, ни главной площади, ни центра, от которого расходились бы лучи улиц. Одна уходящая с севера на юг караванным шляхом рассекает город на две части. По сторонам путаница одноэтажных деревянных домов, отгороженных заборами от внешнего мира. Каждый дом ― крепость с закрытыми на ночь ставнями («от мошек», как объяснил один местный житель какому-то любопытному, случайно залетевшему иностранцу). И характер горожан такой же: прямолинейный, но с запутанными боковыми улочками и переулками, «семь пятниц на неделе», сказал одно ― сделал другое.
***
Долго не мог взять в толк, отчего мне здесь так плохо. Объяснял не родственной кровью, разными обычаями. Наконец нашёл ещё одно объяснение. Город полуюжный, люди настырные, даже наглые, лишённые северного чувства такта, сдержанности и скромности. Многие живут по пословице: «Ему хоть … в глаза, всё божья роса». Я человек северного воспитания. Отсюда чувство психологической несовместимости, состояние хронической конфликтности.
Случайное знакомство
В один из тоскливых дней познакомился с местным киноведом М. Через него вошёл в мир кино. Статьи Эйзенштейна, «История кино» Жоржа Садуля. Первая моя рецензия на цветной американский фильм «Странствия Одиссея». Глубокое удивление, радость от встречи с живыми героями древней Эллады.