Джоди смущенно посмотрела на меня, словно пожалев, что приехала сюда и встретилась с этой женщиной, и вот теперь приходится видеть ее душевные муки.
— Вы стали настоящей красавицей, — продолжила Эдит. — Я вами очень горжусь.
— Как умер Леон Уильямс?
Эдит вздохнула и прикрыла глаза.
— Мой отец его убил.
— Потому что Леон был черным?
Эдит облизала губы, и я вдруг понял, что не хочу здесь находиться. Я не имел к происходящему никакого отношения, я был здесь чужим, но Джоди крепко держала меня за руку, цепляясь за меня, как за соломинку.
— Вероятно, он застрелил Леона потому, что не сумел выстрелить в меня.
— Боже мой, — пробормотала Джоди.
Эдит прислонилась к перилам и рассказала, как Джоди появилась на свет. Джоди не просила ее, но для Эдит это было важно, как будто она хотела все объяснить не только Джоди, но и самой себе. Бедный дом, где всем заправлял деспотичный отец, избивавший жену и детей, сама Эдит, запуганная, застенчивая девочка, любившая школу, но вовсе не потому, что там можно было учиться: школа позволяла ей хотя бы на время покидать дом, где давно поселилось отчаяние. И еще те несколько минут, когда она в одиночестве возвращалась домой вдоль дамбы и по набережной реки, где останавливалась почитать или сделать запись в дневнике. Только там она чувствовала себя в безопасности. Та Эдит, которую она описывала, совсем не походила на Эдит Будро, стоявшую рядом с нами в беседке, но в те годы она действительно была другой.
Она рассказала о том дне у реки, когда к ней подошел Леон Уильямс, удивительно красивый юноша с чудесной дружелюбной улыбкой. Он спросил, что она читает («Маленькие мужчины», [29]Эдит до сих пор помнила), и заставил ее смеяться (он спросил, какого эти маленькие мужчины роста). Как и Эдит, Леон мечтал о лучшей жизни (он хотел стать владельцем бензоколонки «Эссо»). Вспоминая о Леоне, Эдит закрыла глаза, и на губах у нее появилась улыбка. Они случайно встретились на следующей неделе, и Леон опять заставил ее смеяться, и с тех пор они стали встречаться постоянно.
Эдит говорила, и на лице у нее были написаны прежние чувства. Казалось, она вновь переживает события своей юности. И вот она уже была не с нами. Она вспоминала, как сидела с Леоном в тени, когда сама первая его поцеловала, как долгими неделями думала о нем, мечтала о первом поцелуе, но он твердил, пока она не поняла, что он не собирается пересекать разделявшую их линию, ведь она была белой, а он черным, и тогда она сказала: проклятье, плевать. И поцеловала Леона. Когда Эдит произносила эти слова, я знал, что его лицо стоит у нее перед глазами, словно она вернулась в прошлое. Потом они стали встречаться все чаще, и очень скоро у нее произошла задержка, и Эдит поняла, что беременна. Белая тринадцатилетняя девочка беременна от Леона Уильямса, в жилах которого текла кровь афроамериканца (пусть даже сильно разбавленная).
Она ужасно боялась рассказать матери о том, что случилось, но еще страшнее было все скрывать, она призналась, и тогда, естественно, родители захотели узнать имя отца ребенка.
Эдит внезапно замолчала, словно вдруг сообразила, что уже давно не является Эдит Джонсон, что стала Эдит Будро. Она заметно помрачнела.
— Мой отец хотел знать, как зовут моего мальчика, — продолжала Эдит. — Он приставал ко мне несколько недель подряд, но я молчала, а затем, однажды ночью, он напился и принялся меня избивать, мама стала кричать, что я потеряю ребенка, я не хотела ему говорить, но мне было так страшно, что я потеряю тебя… — Она помотала головой, вновь скрестила руки на груди и заморгала, стараясь стряхнуть с ресниц слезы.
— Ладно, Эдит, вы были ребенком. Вам было очень страшно.
Она кивнула, но не подняла глаз, а слезы потекли еще сильнее.
— Он нашел Леона и застрелил его. Застрелил, — прошептала Эдит.
— О господи, — сказала Джоди.
Эдит вытерла слезы, размазывая по лицу тушь. Потом она слабо улыбнулась:
— Наверное, я кажусь ужасной дурой. Извините.
— Нет, — сказала Джоди.
Наконец Эдит сумела взять себя в руки.
— Может быть, вы зайдете ко мне домой? Я могла бы сварить кофе. Мне так много надо вам рассказать.
Джоди было не по себе.
— Не думаю, что смогу это сделать.
Она взглянула на меня, словно умоляла меня сказать что-то вроде того, что мы куда-то спешим, а потом посмотреть на часы и увести ее.
В глазах Эдит появился страх.
— У вас есть три сестры. Вы знали об этом? Я могу показать их фотографии, — умоляюще произнесла она.
— Не стоит. Я должна возвратиться в Лос-Анджелес, — сказала Джоди.
Эдит покачала головой. Ее лицо исказила гримаса страха.
— Я не хотела говорить об этом, — пробормотала она. — Но каждый день я проклинаю себя за то, что у меня не хватило сил спасти его. — Она закрыла лицо руками. — Я хочу, чтобы вы знали. Я думала о вас и молилась за вас. Да простит меня Господь! У меня не хватило сил спасти вас. Пожалуйста, Джоди, простите меня за это! Я молю о прощении.
Ссутулившись, она отвернулась от нее, ухватилась за ограду и заплакала. Старик на скамейке продрал глаза, потянулся и взглянул на нас.
— Ну и что здесь творится? — спросил он.
Я наклонился к нему:
— Заткнись, или я надеру тебе задницу!
Старик отвязал собаку и поспешил прочь. Я попытался проморгаться. Слишком пыльно. Проклятая пыль повсюду.
— Эдит, — позвала Джоди.
Эдит кивнула.
— Я прощаю вас, Эдит.
Эдит снова кивнула. Ее лихорадило. Джоди посмотрела на меня.
— Вам решать, — сказал я.
Джоди сжала губы, с силой выдохнула и, уставившись на дощатый пол беседки, спросила:
— Эдит, ответьте мне всего на один вопрос. Вы действительно любили моего отца?
Эдит ответила настолько тихо, что мы едва расслышали ее. Может быть, это нам только показалось и мы услышали то, что хотели услышать.
— О боже! Я любила его. Я так сильно любила его!
Джоди подошла к Эдит и обняла ее.
— Может быть, мы все же задержимся здесь, — сказала она.
Они так и остались стоять на жаре. Эдит плакала, а Джоди гладила ее по плечу.
Глава 21
Мы подъехали к дому Эдит Будро, оставили машину на подъездной дорожке и вошли внутрь, чтобы она могла разделить свою жизнь с давно потерянной дочерью.
У нее был симпатичный дом в колониальном стиле, пахнувший сосной. Здесь царила идеальная чистота — так бывает только в тех домах, где дети выросли и уехали. У входа нас встретили высокие напольные часы, за дверью пристроилось пианино. На пианино были с любовью расставлены многочисленные семейные фотографии. Эдит и Джоди вошли первыми, я чуть отстал, но они старались не приближаться друг к другу, пытаясь держаться вежливо и отстраненно.
— У вас очень милый дом, — заметила Джоди.
— Благодарю.
— Вы давно здесь живете?
— О да. Почти пятнадцать лет.
«Вы видите? Вот так».
Я уселся в кресло с подголовником, стоявшее рядом с диваном, а они перемещались по комнате, разглядывая столь милые сердцу Эдит предметы, словно вдруг оказались внутри египетской пирамиды.
«Это мой муж, Джоэль. Вот фотографии нашей свадьбы. Это наши дочери». Фотографии трех взрослых дочерей были расставлены по всей комнате и висели на стенах. Счастливые, памятные дни: окончание школы, свадьбы. «Это Сисси, наша старшая; у нее два мальчика. А это Джоана и Рик, они живут в Новом Орлеане. Барб, наша младшая, еще учится в университете». Джоди следовала за Эдит от фотографии к фотографии, сцепив пальцы за спиной, стараясь ни к чему не прикасаться. Не могу сказать, что она получала удовольствие от происходящего, но я мог и ошибаться.
Через некоторое время Эдит сказала:
— Хотите, я сварю кофе? Это займет не больше минуты. — Она немного нервничала, но старалась нам угодить.
Джоди посмотрела на меня, и я ответил:
— Да, это было бы очень мило с вашей стороны. Спасибо.
Когда Эдит вышла, я, понизив голос, спросил:
— Ну, как вы?
— Мне что-то не по себе, — ответила Джоди, слегка пожав плечами.
29
«Маленькие мужчины» — роман известной американской писательницы XIX века Луизы Мей Олкотт.