— Что это значит? Что вы собираетесь делать?
— Отправлюсь в министерство юстиции и дам показания против Россье и Примы.
Джоди снова взглянула на Люси.
— Но Россье выдаст тайну Будро.
«Выдаст тайну Будро» — словно он старая сплетница.
— Я знаю.
Джоди сделала шаг ко мне, глаза ее были широко раскрыты.
— Но тогда все узнают про меня.
— Да, конечно. Я сожалею.
Джоди перешла из кухни в гостиную. Она провела рукой по волосам и посмотрела на себя в окно, выходящее во двор. Уже стемнело, поэтому окно превратилось в зеркало. Мы уже не говорили о Будро. Речь шла о ней самой.
— А как насчет конфиденциальности? Как насчет защиты моих интересов? Вы ведь обещали. Помните?
Я не ответил. Ее глаза покраснели и наполнились слезами. Мне хотелось успокоить Джоди и сказать, что все будет хорошо, но я не мог ей лгать.
— Мы встречались сегодня с Будро. Он собирается вечером переговорить с Эдди, завтра многое прояснится. Я сожалею, Джоди.
Джоди Тейлор вышла. Люси последовала за ней, и я слышал, как они беседуют у двери, но слов не мог разобрать. Я положил руки на барную стойку и тупо уставился на столешницу. Поверхность из кориана была плоской, серой и бесконечно глубокой. Замечательная поверхность, и я нажал на нее. Интересно, какое давление она способна выдержать. Я подумал о горячих сковородах, которые на нее ставили. Интересно, как часто это бывает и насколько раскалены должны быть сковороды, чтобы кориан изменился навсегда.
Люси отсутствовала довольно долго. Наконец послышались ее шаги, и она остановилась рядом со мной, оперевшись спиной о стойку.
— Ты выглядишь ужасно, Самец.
— Благодарю.
Люси глубоко вздохнула и сказала:
— Я знаю, ты был во Вьетнаме, но хочу тебя кое о чем спросить. Ты убивал людей во время службы?
— Да.
— А не во время службы?
— Нет. Мне часто угрожали. И всякий раз я пытался помочь невинным людям, жизнь которых подвергалась серьезной опасности.
— А ты специально провоцировал такие ситуации?
Я подумал. Таких мгновений было много. Как веснушек на руке человека, работающего на солнце.
— Когда занимаешься подобными вещами, то всегда рискуешь. Всегда наступает момент, когда можно передать дело полиции, но именно тогда риск увеличивается. Не испортит ли все полиция? Помогут ли копы моему клиенту или, наоборот, навредят? Будет ли соблюдена справедливость? Вопросы имеются всегда. А вот однозначные ответы — нет. Иногда ты не можешь их получить даже после того, как все закончено.
— И в данный момент ты склонен доверять себе, — вздохнула она.
— Да, — ответил я. — Причем всегда.
Некоторое время она молчала, потом протянула руку и коснулась моих волос.
— Что ж, во всяком случае, ты ведешь честную игру.
— Пока не кончился день. — Я попытался улыбнуться, но у меня плохо получилось.
— У меня бывают с этим проблемы.
— Знаю.
— Рамки закона нужны для того, чтобы определять и защищать справедливость. Если каждый будет самостоятельно определять, что справедливо, а что нет, порядок и закон прекратят свое существование и в мире не будет справедливости. Наступит анархия.
— Тебе легко говорить!
Она нахмурилась. Чувство юмора изменяет нам именно тогда, когда оно больше всего необходимо.
— Впрочем, ты права. Конечно.
— Ты не должен это делать. Ты можешь просто отойти в сторону или обратиться в министерство юстиции и выдать им Россье. Но ты не готов так поступить. Ты продолжаешь свою работу, хотя это тебя тревожит.
Я бросил взгляд на Люси и попытался сформулировать свои мысли и чувства:
— Я помогаю людям. Я решаю их проблемы, стараясь соблюдать те ограничения, которые они сами наложили, и привести их к справедливому исходу. Их доверие ко мне для меня священно. Ты понимаешь?
— Иными словами, ты определяешь себя через служение клиентам.
— В некотором смысле.
— И ты никогда не нарушал их доверия.
Я отрицательно покачал головой.
— А теперь такая ситуация возникла, поскольку справедливость, как ты ее видишь, оказалась превыше интересов твоего клиента.
— Да, — пробормотал я.
Люси развернула меня к себе, сжала мои руки и посмотрела на меня. Я наблюдал за тем, как она изучает мое лицо, голову, уши и волосы. Потом ее глаза опустились ниже, на грудь, пуговицы, складки рубашки. Люси словно искала ответ на мучившие ее вопросы, но так и не смогла его найти. Она закрыла глаза и прижалась ко мне.
— Ты хороший человек, Элвис. Ты очень хороший человек.
Она подошла к кухонному телефону, нажала кнопку быстрого набора, спросила у кого-то, может ли Бен остаться, потом сказала, что с удовольствием завтра отвезет мальчиков в школу. Очевидно, ее собеседника на том конце провода подобный расклад вполне устроил. Люси поблагодарила, повесила трубку, вернулась ко мне и взяла за руку. И улыбнулась мне удивительно нежной улыбкой.