Года два или три?
– Мы не виделись двадцать шесть месяцев и четырнадцать дней, Мэгги, – произнес молодой человек трагическим голосом. – Так жестоко с твоей стороны, что ты…
Начинается, обреченно подумала Мэгги и внезапно поинтересовалась у Клиффа, почему это он всегда называет своего отца стариком.
– Так ведь ему за пятьдесят! – удивился Клифф. – А что? Это почетно быть стариком, о тебе заботится государство, опекают социальные службы. Посмотри на моего, он всегда в хлопотах, практические дела давно заменили ему воображение. А человек без воображения достоин жалости. Старики не мечтают, Мэгги! Ты вот разве находишь понимание со своей матерью?
– Клифф, ты просто не любишь своего отца! – воскликнула молодая женщина, не отвечая на вопрос, и в ответ услышала слова, которые сразу расставили все по местам:
– А за что мне его любить?
– Так вот, Клифф, а я не люблю тебя, – ослепительно улыбаясь, произнесла Мэгги и пожалела о том, что не сказала этого своему мучителю раньше. – И я не буду старухой, когда разменяю пятый десяток. Кстати, ты знаешь устройство отопительного бака, мой ученый сосед? Такая круглая штука на чердаке?
Там какая-то труба прохудилась и грозит залить летучих мышей. Не посмотришь, а?
– Прощай! – буркнул обиженный Клифф и неторопливо и важно зашагал прочь.
– Не дуйся, сосед! – крикнула ему вслед Мэгги.
В первый раз в жизни ей было легко разговаривать с бывшим однокашником, хотя на душе скреблись кошки. Нет, никогда больше она не станет называть мистера Даркенроуди стариком! Ей было жаль, что лучшему плотнику и слесарю Вермхолла так не повезло с сыном. Зато ей повезло с матерью: она такая наивная, так желает всем счастья, что невозможно ее за это не любить!
7
На солнце набежало облако, подул ветерок.
Мэгги вспоминала отца, глядя на валуны, омываемые волнами. Кто бы мог подумать, что мужчина в самом расцвете сил внезапно упадет замертво в разгар обсуждения нового фильма со своим участием. Никто даже и не подозревал, что у Бенджамена Спрингфилда слабое сердце.
Его смерть стала неожиданным и невыразимо тяжелым ударом для Мэрилин и Мэгги.
Лишь через несколько месяцев они смирились с неоспоримой истиной: отец умер, а жизнь продолжается…
И все-таки ее мать, как сказал Валентино, одинока.
Но она окружена мужчинами, следовательно, ее женское тщеславие удовлетворено.
Полная чушь, тут же возразила себе Мэгги.
Смешно даже думать об этом. И Саймон, и Генри – давние друзья отца, не более того. Никакого романа между ними и Мэрилин Спрингфилд нет и быть не может. И нет ничего особенного в том, что Саймон вызвался помогать ей, а Генри писал в ее домике для гостей свой очередной бестселлер.
Никакой свадьбы не будет… если ее не подготовить. Похоже, настало время самой браться за дело, хватит строить предположения и мучиться сомнениями. Вперед, в клуб! – скомандовала себе молодая женщина.
Помещения клуба в местечке Вермхолл выглядели стильными и уютными, полными света и воздуха. Здание, расположенное неподалеку от железнодорожной станции, когда-то служило ремонтным цехом депо, и архитектор умышленно подчеркнул это, позволив членам клуба предаваться ностальгическим воспоминаниям.
На двутавровых балках под высоким стеклянным потолком висели цепи и блоки, узкие металлические лестницы вели в бильярдную и в курительную. Униформа официантов напоминала форму железнодорожных кондукторов. У входной двери висел бронзовый станционный колокол. Меню состояло из блюд, популярных в середине позапрошлого века в привокзальных ресторанах.
Кроме того, на свете есть немало чудаков, любящих прошлое. В Вермхолле когда-то проживал некий Лесли Фергюссон, владевший большой кондитерской фабрикой на юге страны. Он коллекционировал паровозы! Его наследники сделали клубу замечательный подарок – в центре главной гостиной, в которой за накрытым кружевной скатертью столиком сейчас расположилась Мэгги, стоял паровичок, предназначенный для узкоколейки.
Он напоминал большую заводную игрушку. Трудно было даже представить, что крохотный локомотив таскал когда-то за собой вагоны с углем, платформы с лесом.
Глядя на паровичок, Мэгги чувствовала себя такой же – маленькой, но очень сильной. Убедить мать выйти замуж за Генри не представлялось ей сложной задачей. Ведь Мэрилин и так была на полпути к счастью!
Но первым гостем в клубе оказалась вовсе не Мэрилин Спрингфилд. Мистер Натчбулл, инженер-мостостроитель, быстрым шагом пересек гостиную, едва не споткнувшись о рельсы, и, поздоровавшись, вопросительно посмотрел на Мэгги.
– Ты уже знаешь?
– Что? – В душе молодой женщины зародилось смутное беспокойство. – Мистер Натчбулл, с моей матерью все в порядке? – медленно произнесла Мэгги.
– Ты имеешь в виду здоровье? О нет, не волнуйся, с ней все в полном порядке. Она прекрасно себя чувствует.
– Я не уверена, что способна четко сформулировать вопрос, – покачала головой молодая женщина. – Но мать кажется мне совсем другой, не такой, как раньше. Она сильно изменилась.
– Дай ей шанс, – вздохнул Джонатан. – У нее большие планы.
И в этот момент в гостиной появилась сама Мэрилин Спрингфилд. Она выглядела прекрасно. Но почему на ней такое строгое платье и совершенно отсутствуют украшения?
– Джонатан! Вы все-таки пришли проститься со мной. Какой вы молодец!.. Мэгги, здравствуй!
Удивительно, но простая фраза прозвучала для Мэгги почти как намек на некие тайные обстоятельства. Как это, проститься? Мама вновь уезжает по издательским делам?
– Ты отправляешься в деловую поездку с Маккуилланом? – спросила она с изумлением. – Если все ограничится городом, то возьми ключи и живи в моей квартире, пока не сделаешь все, что нужно. Что толку кататься туда-сюда.
Несколько минут Мэрилин задумчиво смотрела на дочь. Потом глубоко вздохнула и произнесла:
– Наверное, надо было как-то тебя подготовить. Но у меня ничего не получается. Извини. А поэтому полный вперед без тени сомнения, как и советовали мне Генри и Валентино.
Я хочу проститься с тобой… навсегда… Я ухожу в монастырь! Как Коломбина в романе Генри.
Если бы вдруг паровоз, стоящий на рельсах в центре гостиной, окутался клубами пара и внезапно сорвался с места, издав пронзительный гудок, Мэгги удивилась бы меньше.
Услышанное выбило у нее почву из-под ног.
Вернее, молодая женщина привстала со стула от невероятного известия, а когда решила вновь сесть, то промахнулась.
Два клубных официанта бросились к ней на помощь, и только Мэрилин Спрингфилд сохранила полное спокойствие. Строгое черное платье подчеркивало ее отрешенность и равнодушие к мирской суете.
Мэгги, потирая ушибленный локоть, вновь потрясение уставилась на мать. Еще каких-то полчаса назад она думала, что было бы неплохо поспособствовать тому, чтобы Мэрилин завела серьезные любовные отношения с Генри Фанквортом… Пусть даже обыкновенную интрижку, растерянно возразила себе молодая женщина. Тем более что, похоже, у них все шло или к одному, или к другому…
Но монастырь!..
И объявить об этом таким образом!.. Как снег на голову! Но, вероятно, для самой Мэрилин решение вовсе не было столь скоропалительным. Видимо, она сознательно хранила молчание до поры до времени: ей хотелось убедиться в серьезности своих намерений.
Ну что же, если это нужно матери, пусть так и будет. Не конец же света наступает. Или все-таки конец? Безусловно, Мэрилин Спрингфилд одинока. Если она надеется обрести счастье в монастыре, а не в новом браке, то никто не имеет права вставать ей поперек дороги.
– Не могу сказать, мама, что я в восторге.
Но не сомневаюсь, что постепенно привыкну к этой мысли, – печально сказала наконец Мэгги.
Мэрилин протянула руку и чуть ли не до боли сжала пальцы дочери.